Все хорошо
Тихо пробормотал: «Спасибо», отпил вина из стаканчика и ретировался к компании своих приятелей из техперсонала. Они стали громко обсуждать концерт какой‑то хеви‑метал группы, на который ходили все вместе. От меня же не укрылось, как увивалась вокруг них Фов, картинно округляя глаза и заливаясь над каждой шуточкой Хьюго. Уж очень старалась показать, что ей интересно, что она вовсе не ханжа с шомполом в заднице и неизменно играющим в машине Сондхаймом[1], а своя в доску отвязная девчонка. Что вы, она просто обожает хеви‑метал! Вот даже и разговор о нем может поддержать – ну, видимо, раз сочла нужным влезать. И вот что странно – Хьюго слушал ее довольно внимательно и даже кивал головой.
Я отправилась разыскивать Грейс и нашла ее в уголке с сигаретой. Наверняка она видела всю эту сцену, но мне сказала лишь: «Зажигалку?»
Я никогда не смогу заставить себя заглянуть Хьюго прямо в его странно поблескивающие глаза. Такие безмятежные, всегда словно слегка затуманенные. Цвет их постоянно меняется – в зависимости от освещения. Я никогда не посмею открыто залюбоваться его волосами цвета спеющей на солнце пшеницы. Никогда не смогу остановить взгляд на его губах, еще более идеальных из‑за короткого неровного шрамика в уголке рта, благодаря которому кажется, что Хьюго постоянно усмехается. Может, он в тюрьме его заработал? Что уж говорить о настоящей его улыбке, той, с которой он сейчас смотрит на меня! От нее все мое тело делается светящимся и невесомым.
– А я вас в театре и не заметил, – говорит Хьюго.
«Еще бы, – думаю я. – Как ты мог меня заметить?»
В былые времена я могла заставить таких как Хьюго ползать передо мной на коленях. Мне вспоминается та молодая женщина, которой я была когда‑то. Ее яркий портрет из старой театральной программки «Все хорошо». Она до сих пор хранится у меня на самом дне мертвого ящика с нижним бельем, и иногда ночами я достаю ее и мучаю себя. Листаю ветхие блестящие страницы. И вот оно! Мое невозможно лучезарное юное лицо, обрамленное каскадом темных волнистых волос. Невероятная красота! Капля жестокости. И блаженное неведение относительно будущего.
– Простите, что нагрянула без предупреждения, – говорю я. – Просто услышала музыку и…
– Пришли на шабаш[2], значит? – усмехается Хьюго.
А я смотрю на него, надеясь, что сумела изобразить на лице нечто похожее на улыбку.
– Не извиняйтесь, – продолжает он. – Я всегда рад вас видеть.
Да ладно? Серьезно?
– Эй, Миранда, вы в порядке?
«Не смей жаловаться ему на свои боли. Даже не вздумай, карга ты старая. Чшш!» – шипит молодая прекрасная Я. И подносит свой изящный пальчик к ярким, как вишни, губам. Я же сжимаю свои, потрескавшиеся, и киваю:
– Ага, просто репетиция. В смысле, жду, когда она начнется. Почему‑то пока еще никто не подошел.
Я опускаю глаза на усыпанный опилками пол. Ни за что не дам себе расплакаться перед Хьюго.
– Оу, – мягко отзывается он. – Мне жаль.
И я вспоминаю, как на прошлой репетиции он глянул на меня с жалостью. Видел, как меня унизили проклятый Тревор и молча ухмыляющаяся Бриана. И теперь под его взглядом щеки мои неудержимо алеют.
– Все нормально. Уверена, они придут с минуты на минуту, – сообщаю я полу.
– Да, конечно, – покладисто соглашается Хьюго. Подняв глаза, я вижу, как он вытаскивает из‑за своего идеального уха сигарету. И меня словно волной захлестывает – так и хочется впиться в это ухо зубами. – Как‑то рановато для мятежа, так ведь?
– Бунтовать никогда не рано, – шепчу я.
Хьюго смеется. Думает, я шучу.
– Вообще‑то, Миранда, я рад, что вы зашли.
О боже, мое имя у Хьюго на устах. Я закрываю глаза.
– Правда?
«Да не в буквальном же смысле, идиотка! Это обычная профессиональная вежливость, алло!»
– Ага, хотел вам показать… впрочем… – смеется он. – Вы, кажется, уже его нашли. Я про макет. – Он кивает на накрытый тканью ящик.
– Да. Правда, я еще его не видела. Но мне не терпится посмотреть.
Юная и прекрасная Я качает головой со страницы театральной программки. Безнадежна. Она безнадежна.
– Это пока так, предварительный набросок. Я только сегодня его сделал. И хотел узнать ваше мнение, прежде чем продолжить над ним работать.
– Вы хотели узнать мое мнение? – Я так тронута, что это просто нелепо.
– Конечно. Я ведь помню, у вас был свой особый взгляд на «Все хорошо».
И я вспоминаю, как прошлым летом мы с Хьюго сидели в закусочной и обсуждали мое видение пьесы и декораций к спектаклю. Признаюсь честно, перед встречей я выпила, несмотря на то, что в тот день проглотила уже уйму таблеток. И все равно мне даже сидеть было больно. Но я все же села, разумеется, села и взяла в руки чашку с чаем, который не собиралась пить. Села, неспособная переварить тот факт, что напротив меня он, Хьюго. Что мы с ним вместе в закусочной, как будто на свидании. В тот день он надел футболку с Cornered by Zombies. Было два часа дня. За соседним столиком какая‑то сумасшедшая в фуражке с козырьком что‑то негромко бормотала себе под нос. Я пыталась поддерживать светскую беседу – «Как вы провели лето?» и все такое – но получалось просто ужасно. И все же Хьюго вежливо мне подыгрывал, рассказывал, что делал кресла в адирондакском стиле и ходил на концерты металлистов. И в театр тоже заглядывал, не подумайте, быстро добавил он, словно разговаривал со строгой начальницей. Еще пару раз отправлялся в походы, ну и вообще проводил много времени на свежем воздухе. Это ведь так здорово, побросать вещи в рюкзак и свалить из города. Полазить по горам и все такое, правда?
«Ага», – отозвалась я, словно и в самом деле представляла, каково это. И тут же вообразила, как мы с Хьюго вместе сбегаем в поход по горам. Или сидим у него в саду (у него ведь наверняка есть сад?) на им же самим сколоченных креслах. Представила, как я стою позади него на хеви‑метал концерте, и от грохота у меня вибрируют кости. Полный восторг.
«А вы как? – спросил он. – Чем занимались летом?»
Я вспомнила, как лежала на полу в собственной гостиной и подвывала в темноте. Как смотрела по телику реалити‑шоу, а в интернете – ролики про козу‑инвалидку. И ответила: «Да так, всем понемножку».
Помнится, я не могла заставить себя взглянуть ему в глаза. И говорила в итоге, глядя в стол. Это столу я рассказывала, как представляю себе сценическое пространство спектакля, свет и костюмы. Что вижу Елену женщиной, испытывающей глубокую душевную боль, которую никто во вселенной пьесы не способен понять. Кроме зрителей, конечно. И все это оттого, что Бертрам ее не любит, даже не замечает, потому что он слеп.
[1] Стивен Джошуа Сондхайм, американский композитор, поэт и драматург, автор многих бродвейских мюзиклов.
[2] У Хьюго в мастерской играет группа «Black Sabbath», название которой можно перевести как «Черный Шабаш».
