Взгляд на миллион

Один бокал Генри вручил Мартину, второй приподнял в знак приветствия… Он всё делал медленно и деликатно, словно эти движения были элементами танца. Ощутив свежий и бодрящий вкус изумительного шампанского и придя в себя от сиюминутного замешательства, Мартин набрался смелости и спросил:

– Скажите, Генри, как вам удалось написать такой потрясающий портрет? В чём секрет? И кто эта женщина? Она – профессиональная натурщица?

Генри смерил юношу взглядом, словно оценивал его потенциал в этой жизни, затем задал встречный вопрос:

– Вы действительно хотите это узнать?

Мартин смотрел в лицо Генри, и мысли начинали путаться. Его поразил на удивление низкий голос этого загадочного англичанина, который говорил по‑французски почти без акцента.

– Что вы предпочитаете? Какие картины пишете? – после некоторой паузы снова спросил Генри.

– Пейзажи, портреты, – ответил Мартин. В этот момент ему показалось, что это не он отвечает на вопросы, а кто‑то другой. – Вы очень хорошо говорите по‑французски, – заметил юноша.

– Мне дали прекрасное образование. Я свободно говорю на четырёх языках. К французскому у меня особое отношение. Франция – страна великих гениев и зачастую нераскрывшихся талантов. Мне бы хотелось взглянуть на ваши работы, молодой человек. Они здесь есть?

Мартин, как заворожённый, смотрел на Генри Говарда и внимал каждому его слову.

– По просьбе Джонни, хозяина галереи, я принёс сегодня одну картину, она в хранилище, но даже не знаю, стоит ли… – проговорил он.

– Вы скромны, это делает вам честь. Пойдёмте, – Генри говорил и действовал спокойно и решительно. Глядя на него, у его собеседников возникало ощущение постоянно нарастающей внутренней силы и абсолютно непререкаемой исключительности, словно это был не человек, а Мессия…

Генри нашёл взглядом Джонни и, обернувшись на Мартина, пригласил последовать за ним.

Участники аукциона медленно расходились. Некоторые из них, желая лично попрощаться с Генри Говардом, кланялись, пожимали ему руку и пытались заискивающе заглянуть в глаза. После этого они направлялись к центральному выходу, где их ждал Себастьян, чтобы проводить и выразить надежду на «скорую встречу». Рыжеволосый джентльмен стоял тут же и, пытаясь из последних сил сохранять равновесие, отвешивал поклоны выходящим из зала гостям и завсегдатаям галереи Vieux château («Старый замок»).

– Ну, что я тебе говорил, Кларис? Даниэль Лоурен лишний раз подтвердил своё реноме пьяницы и ловеласа. И как только Роджер его терпит? Хотя, если бы не их давняя дружба со студенческих лет, вряд ли Роджер стал совладельцем самого крупного банка в Париже.

– Да, ты прав, Франсуа. И даже, несмотря на это, я получила огромное удовольствие, побывав с тобой на сегодняшнем аукционе. Спасибо.

Странный официант, похожий на осведомителя, не отходил от статного англичанина ни на шаг, словно был его личным слугой.

– Джонни, будь любезен, покажи картину, которую принёс Мартин, – сказал Генри, подходя к импозантному, одетому с иголочки хозяину галереи и посматривая на часы.

Тот открыл хранилище и пригласил всех войти внутрь. После того, как Джонни снял матерчатую упаковку и представил картину, Генри окинул её взглядом и, обращаясь к Мартину, равнодушно произнёс:

– Пейзажи мне неинтересны. Портреты у вас есть?

– Я в основном портреты и пишу, – возразил юноша – Но это уличные портреты. Ещё рисую в кафе. Иными словами, это не такие работы, как у вас. Они больше похожи на наброски на скорую руку.

Генри Говард поставил бокал с шампанским на поднос официанта и посмотрел на Джонни, давая понять, что хотел бы остаться с Мартином наедине.

 

Достаточно было лишь взгляда, чтобы Джонни незамедлительно вышел и закрыл за собой дверь в хранилище.

– Мартин, попробуйте написать портрет не на скорую руку и отнеситесь к этому серьёзно. Потом покажете мне. Справитесь?

– Да, – удивлённо, но довольно уверенно ответил тот.

В следующую минуту Генри достал из внутреннего кармана свою визитку и протянул её Мартину. На ней были только адрес и время – больше ничего.

– Что это? – спросил Мартин.

– Адрес говорить никому не нужно, разве что таксисту, когда вы будете уже в Лондоне. В противном случае не приезжайте. Кстати, остановиться рекомендую в отеле Royal Night («Королевская ночь»). Это в десяти минутах езды от аэропорта Heathrow («Хитроу»). Там прекрасные номера и умеренные цены…

При этих словах он внимательно посмотрел на Мартина, на написанный им пейзаж, странно улыбнулся, затем открыл двери хранилища и неторопливой походкой направился к выходу. На фоне удаляющихся шагов где‑то совсем рядом снова зазвучала скрипка. Генри Говард словно растворился в этих шагах и мелодии. Мартину вдруг почему‑то захотелось пойти за ним следом, и он бы, наверное, сделал это, но голос Джонни словно вывел его из транса:

– Эй, Мартин, ты куда? Ты что, пьян? Я ведь только на пять минут вас оставил.

– Да я выпил всего чуть‑чуть, – ответил тот, демонстрируя свой бокал Джонни. – И дело совсем не в этом.

– А в чём тогда? Что тебе сказал Генри?

– Разговора почти и не было, так, пара фраз, основную часть ты слышал. Он дал мне свою визитку, но на ней только адрес и время. Это похоже на то, что Генри Говард приглашает меня к себе? – с робкой надеждой в голосе спросил Мартин.

– Думаю, да. Не знаю, что ты сделал, но, судя по всему, у тебя получилось. Ты ему понравился!

– Это же надо лететь в Англию, где‑то останавливаться и на что‑то жить. Он ничего не объяснил, просто вручил визитку и ушёл.

– А ты хотел, чтобы он тебе всё разжевал, в рот положил и денег дал? Так, что ли? – недовольно возразил Джонни.

– Он попросил меня, чтобы я никому не говорил адрес, который указан на визитке. Согласись, это странно.

– Это не странно, это – важно! Таким образом, он, скорее всего, проверяет тебя. Хочет понять, можно ли тебе доверять. Ну, представь, если к нему поедут все желающие! Я не думаю, что он раздаёт свои визитки направо и налево. Тебе просто повезло, ты родился под счастливой звездой, так что не разочаруй его.

– Что же мне делать, Джонни? На поездку наверняка потребуется немалая сумма. Ты просил меня написать картину. Может быть, поможешь мне её продать?

Джонни взял в руки пейзаж Мартина и так же равнодушно, как это сделал только что Генри Говард, произнёс:

– Ты сам всё понимаешь. Это красиво, конечно: мост, закат, лодки. А это кто на мосту – ты? Это ты себя нарисовал? – Джонни морщился всё сильнее. – Я могу это взять, чтобы просто повесить в галерее для красоты, но не для продажи. Пойми, у меня богатые клиенты, которые готовы платить крупные суммы за нечто сверхъестественное, за экстаз, понимаешь? Твоя картина молчит. Она показывает, а не выражает. А мне нужно что‑то, что будет жечь изнутри. Посмотри на себя, Мартин. Ты красивый парень! Ты можешь нравиться даже мужчинам, я уж не говорю о прекрасных дамах, – при этих словах Джонни усмехнулся. – Конечно, это здорово помогает тебе в работе, но нужны другие картины.