Яма
Эмалевую птичку мы перспективной не сочли. Как выяснилось много позднее, это была ошибка. (Зачеркнул, потому что в детективном моногатари так писать неправильно.)
Дальнейшие наши изыскания прервала полиция.
Но рассказывать про то, как нас опять арестовали и как мы познакомились с еще одним полицейским начальником, комиссаром Ляшамбром, я не буду, потому что это скучно.
Перейду сразу к событиям следующего дня.
Просто Эмма
Третьего января, с третьей попытки, мы наконец сели в парижский поезд. Этому предшествовали примечательные события, которые я могу восстановить в точности, потому что сразу всё записал в дневник – мне хотелось запечатлеть для будущих читателей особенности дедуктивного метода Эраста Фандорина. Эта техника сочетает Рацио и Сатори – западное упование на логику с восточной мобилизацией вдохновения.
Когда мы наконец отделались от полиции и остались вдвоем, господин задал мне вопрос:
– Что самое удивительное во всей этой истории? Есть одна вещь, которая не дает мне п‑покоя.
– Тут всё удивительное и всё не дает покоя, – ответил я. – Причины преступления, его обстоятельства, личность преступника. Загадка на загадке.
– Я имею в виду не то, чего мы не можем объяснить по недостатку сведений. Я имею в виду то, что нам известно, и всё же не поддается объяснению.
Я подумал‑подумал, но ничего не придумал. Терпеливо подождав, господин сказал:
– Феноменальный юноша был чрезвычайно шустр, но худосочен и при такой тонкокостности вряд ли физически силен.
– И что?
– Как же это он, убив дез Эссара наверху, в спальне, потом принес мертвеца вниз? Не проволок по лестнице, а именно принес – иначе на теле остались бы следы ударов о ступеньки.
Я горд тем, что сделал логический вывод, не дожидаясь дальнейших подсказок.
– Ему кто‑то помогал! Джон Джонс был не один!
– Да. Там был второй. Который и забрал к‑картину, после чего сообщники расстались. Вопрос номер один…
– Не прибыли ли они из Англии вместе? – перебил я. Мне очень хотелось показать, что я только в начале думаю медленно, зато потом разгоняюсь, как «леклэр». (Это у меня так написано в дневнике. Двухцилиндровый «L’Éclair», на котором мы участвовали в автопробеге Париж‑Бордо, делал 35 километров в час, что тогда казалось мне фантастической скоростью.)
– И вопрос номер два…
– Не увез ли сообщник картину в Париж на вчерашнем поезде!
– Что нам, стало быть, необходимо установить?
Тут мне пришлось немножко сбросить скорость, но ненадолго.
– Как выглядит сообщник!
И мы снова отправились на причал. Бригадира Бошана с нами, увы, уже не было, но, зная, что мы связаны с полицией, кассир отвел нас к таможеннику, встречавшему саутгемптонский пакетбот, прибывший вечером 1 января.
Портовый чиновник хорошо запомнил золотоволосого подростка в синей бархатной куртке, потому что пассажиры первого класса вызывают у таможни больше интереса, чем скромные путешественники второго и третьего.
И да, наше предположение подтвердилось! Юный англичанин прибыл не один!
– Гарсон был с родителем. Солидный такой господин, в цилиндре, с тростью, всё смотрел на часы – демонстрировал, что торопится. Я разозлился, нарочно их долго досматривал.