Занятная игра в жизнь
– А как?
– Ну, не сразу…
– А чего мне было из себя строить? Я знала, куда шла… Да и ты видишь, что у меня ребенок, женщина я, стало быть, полгода без мужа – разве это в расчет не берется?
Александр молчал, старался отвечать на ее вопросы осмотрительно, не задевая личности, как бы в общем, но вот что из этого получалось.
– Я потому и не женился, что до сих пор не любил по‑настоящему… И женюсь лишь тогда, когда полюблю человека, – попытался он объяснить ей свое положение.
И снова эти слова как‑то странно подействовали на Елену. Она приняла их на свой счет, растолковав как отпор на ее возможные притязания.
– Ты что, думаешь, что я тебя как бычка на веревочке в загс поведу? – съязвила она. – Успокойся… Мне от тебя ничего не надо.
– Я не про это. Я вообще. Я считаю, что жениться надо по любви, а не так, как это делается – лишь бы жениться. Я не уверен, что вообще могу любить…
На что Елена вспыхнула и начала втолковывать ему:
– Миленький мой, о какой любви ты говоришь? Разве же есть какая‑нибудь любовь? Разве же не изменяют все друг другу при удобном случае? Разве же, если она и существует, не проходит со временем? Ведь тебе уже скоро тридцать – какая любовь, Сашенька?
Она втолковывала ему это как‑то беззлобно, не оскорбительно, а лишь слегка раздосадованно – от наивности его взгляда на сей предмет. А он и не вспыхивал от ее слов, не выказывал негодования, ведь активного посягательства на его идеалы не было, просто другой человек высказывает свое мнение…
Александр, уже подустав от ее наставлений, загородил Елене дорогу и попытался поймать ее взгляд, наверняка же беззлобный, наверняка же растерянный; а ее преувеличенная обиженность – это всего лишь защитная реакция, от невозможности ответить на его неуместное заявление, задевающее самолюбие.
Он поймал этот ускользающий взгляд и был почти уверен, что прочел его правильно. Елена сама, казалось, не верила в то, что говорила.
– Ну, чего же ты такая взрослая, а? – спросил он шепотом, понимая, что нельзя громко – может опять прозвучать оскорблением.
И Елена не обиделась на его слова, не вспыхнула, а лишь ответила с небольшим раздражением.
– Я женщина. А женщины раньше взрослеют.
– Но я же тебя старше.
– Это пустяки. Женщина всегда старше мужчины на три года.
– А зачем? Зачем ей это надо?
– Как зачем? Жизнь заставляет… Мир таков, что некогда идеалами заниматься.
– Неужели таков мир?
– Конечно, раскрой глаза. Все же оторвать друг у друга норовят.
– И много ты наотрывала?
– Я – нет. Я не такая…
– Не такая, а почему так говоришь?
– Почему… почему – по кочану! Глупый ты!
– Конечно. Но я знаю одну истину: пусть весь мир летит в тартарары, но ты оставайся человеком.
– А я знаю другую: с волками жить – по‑волчьи выть!
Александр внутренне скорчился от этой фразы, но подумал: «Да нет же, это не ее позиция. Этого не может быть. Вот стоит она передо мной: простая, ясная. Лишь пытается как‑то по‑бабски отвечать – нелогично, но ведь не думает же так, не считает…»
– Что же ты такая взрослая, Елена, а? – снова тихо повторил он, продолжая мысленно оправдывать ее: «Конечно, она женщина, живет без мужа. Сама себе опора. Научилась трезво смотреть на вещи».
– А ты чего такой ребенок? Разве не видишь, по какому принципу устроен мир?
– По какому?
– Ты – мне, я – тебе.
– Так как же тогда быть‑то? В таком случае нужно идти и воровать.
Но тут она опять противоречила себе:
– Совсем нет!
– Так ведь жить надо.
– Ничего, с голоду не помрем.
– Но и в роскоши не утонем.
– А зачем в ней тонуть? У нас, в принципе, все есть.
– Ты не опаздываешь на работу? – спросил Александр, чувствуя, что они уже достаточно «заобщались».
– Ты меня гонишь? – вспыхнула Елена.
– Вовсе нет.
– О своих делах я сама знаю.
– Обо всех? – вновь уколол ее Александр.
– Что ты имеешь в виду?
– Ничего…
И опять странным образом прореагировала Елена на его слова. Вместо того чтобы прислушаться и понять, что этим он призывает ее быть всего лишь тактичной, Елена еще более раздражилась. Начала что‑то об его недостатках, о том, что он себя странно ведет.
Она била в точку, больно, но не злобно, просто в отместку. Понимая это, Александр старался не выходить из себя, сдерживался; будь он с кем‑нибудь другим – немедленно бы взорвался, а ее удары терпел, реагируя, конечно же, душой, но не показывая внешне. Сдерживался, видя, что это идет от ее внутреннего смятения, сносил колкости, кои не снес бы, будь они высказаны в более жесткой форме – в форме претензии. Но это были не претензии, а технические удары, как в боксе – по корпусу и для набора очков. Он только удивлялся тому, как могли выскакивать подобные слова из ее уст, и как странно противоположна она была сейчас той Елене, которая и слова‑то грубого сказать не могла.
Подходя к остановке, Елена вдруг увидела кого‑то из своих знакомых, отчего резко выпустила руку Александра, сразу же став нейтральной по отношению к нему, поздоровалась, и неожиданно, словно в наказание за этот жест, поскользнулась и упала на серый истоптанный снег.
Александру показалась комичной эта ситуация, и он, поднимая Елену, в общем‑то, беззлобно произнес:
– Это тебя Бог наказал!
На что Елена выдернула руку и с обидой бросила ему в лицо:
– Вместо того чтобы посочувствовать, ты какую‑то ерунду городишь!