Золотой миллиард
Иван устал сильно. Дав указания подготовить к ужину овощи и достать куриные тушки размораживаться, на скоро перекусив и рассказав, как делать молочную смесь и как кормить медвежонка, проигрывая неравный бой сну, он поднялся на чердак. Здесь они устроили огромную спальню, где отсыпаются после суток. Внизу днем так не выспишься: дом живет, к Ане приходят подружки, а тут создается ощущение уединенности. Круглое окно всегда зашторено. Огромную кровать бывший мебельщик спроектировал, затащил сюда по частям и собрал сам, и только голова коснулась подушки, сон навалился и утащил капитана Суровина в царство освежающего, целительного сна. Проснулся он от скрипа чердачной двери. Горел настенный светильник. Джеки легко шагая села на кровать, что‑то хлюпнуло, запасло массажным маслом, она забралась на спину мужа и начала гладить и перекатывать под тонкими пальчиками «шкуру» на его широкой спине и ласково прошептала: – Просыпайся, доходит шесть. Скоро мой автобус.
– Ага, – подал голос Иван, не спеша подниматься и наслаждаясь приятными прикосновениями. Джеки глубоко вдохнула и глубоко выдохнула.
– Говори, – сделав паузу на осмысление, предложил Иван, уже примерно понимая, о чем пойдет речь.
Джеки снова вздохнула и начала издалека.
– У Нины хороший садик. Всё организовано. Готовит вкусно: титьки выросли, скоро живот отрастет. Сестра на пианино играет: занятия музыкой очень полезны для детей, еще есть ночные смены…
– Значит, теперь Нина стала хорошей?, – сделав вид, что не понимает к чему всё это идет, спросил Иван. Джеки ущипнула его за бок и возмущенно выпалила: – Нина – хорошая, просто необязательно спать со всеми хорошими людьми! Она заигрывает, ты поддакиваешь, и она думает, что может быть, когда‑нибудь, когда меня сожрет медведь…Сегодня я сдаю Семен Семеновичу топографическую анатомию, – произнесла она последнюю фразу и поморщилась, – Юрков говорит скоро могу помогать анестезиологам, только нужно больше смен.
Иван повернулся и мягко сбросил жену на кровать, чтобы видеть ее лицо.
– Врачи нужны, – сделала последнюю попытку Джеки, – я выучила всего чертова человека на латыни.
– А Ане нужна мама, это будет не семья, если ты выйдешь в полные смены.
Иван залюбовался женой, погладил ее щечки, провел рукой по волосам и мягко прикусил за подбородок.
– Ты и так добытчица. Варишь мыло, кубики для стирки. Вся Иста несет свои карточки, можно и расшириться, переехать в сарай.
В мягком, теплом свете светильника с восточным орнаментом, оставшимся еще от прошлых хозяев дома, синие глаза Джеки засияли теплым золотом, она неподражаемо мягко улыбнулась и сказала: – В детстве, когда родители ссорились…из‑за денег, из‑за долгов, из‑за долгов за выпивку, я представляла, что вырасту и решу все‑все их проблемы, и мы будем счастливы. Счастье представлялось ярким и однозначным: нужны деньги. Чтобы были деньги, надо их заработать. Они были так рады, когда мне дали стипендию. Я подумала, что наверняка иду по верному пути, хотя, наверное, тогда они были рады за меня, а не за себя. Мир изменился, а я осталась прежней и хочу зарабатывать, зарабатывать, зарабатывать, чтобы ощутить то острое, насыщенное счастье. И быть полезной обществу. Иногда я как взаперти.
– Сейчас все немного взаперти. Лето – купайтесь в бассейне, гуляйте. Этого простого счастья сейчас у многих нет.
Джеки потянулась и поцеловала мужа в губы, чувствуя, как волнительно мужские руки задирают коротенькую сорочку.
Через час она накинула легкий плащик и вышла к больничному автобусу, который увез ее на целые сутки. Имея близкое к медицине образование, сообразительность и хорошую память, она быстро «выросла» из санитарки до медсестры хирургического отделения. По законам нового времени, работать должны все, нужно отработать хотя бы двадцать четыре часа в неделю, иначе останешься без карточек, и могут принудительно заставить отрабатывать положенное время. Больница находится в соседнем поселке и рассчитана на все ближайшие поселки и деревни. Раньше там находился военный госпиталь и рядом санаторий.
Проводив жену, Иван заступил на спокойное, домашнее дежурство. Первым делом покормил кур, потом себя и дочку свежим омлетом и салатом из первых огурцов и зелени. Худенькая, как и положено быть детям в ее возрасте, Анюта доела свою порцию омлета и два не мытых огурца, хлопнула ресницами и сказала: – Пошли медведя кормить! Пошли. Можно Полину и Катю позвать?
– Потапыч, – вспомнил Иван. После крепкого сна и приятного пробуждения, он как‑то даже забыл о нем.
– Пап, можно девочек позвать?
– Зачем девочки, у нас молоко есть.
– При чем тут молоко? Девочки посмотрят, как мы кормим медвежонка.
– Нет, – коротко ответил Иван.
– Почему? Ну, пожалуйста, – заканючила Аня, глядя такими же как у Ивана светло‑карими с коричневыми, темными лучиками глазами.
– Ааааааа, – подумал капитан Суровин, – знаю я тебя, раз дал слабину, потом еле отучил или даже может еще и не отучил просить и выпрашивать и вслух сказал: – Приказы вышестоящих по званию не обсуждаются, а у тебя, Суровина Анна, еще даже звания нет.
– А это был приказ?, – зазвенел детский голосок.
– Да.
– Хорошо, – согласилась Аня, – но кормить‑то все равно нужно. Дай, пожалуйста, десерт. Мы с мамой днем десерт купили.
– Десерт, – протянул Иван и открыл холодильную камеру. Эти дети не знают вкуса шоколадных конфет, и шоколада, и какао, а скоро истечет срок годности последних кофейных зерен для взрослых. Эти вкусы канут в лету вместе с красной рыбой, соей, черным чаем, коктейлями, газировками и многими другими продуктами. Аминь, друзья: их будет не хватать. Мороженое производят в соседнем поселке и продают в килограммовой, пластиковой таре, оттуда же везут творог, кто его вообще покупает загадка, и любимую детскую вкусняшку – молочные сырки. Сырки продают в таре по полкило. Иван отрезал два кусочка, полил сиропом из прошлогоднего варенья и протянул ребенку. Ребенок громко облизался и погладил себя по животу. Иван сладкое не любит и этих восторгов не понимает. Надеясь быстренько и незаметно покормить младшего, пока старшенькая занята, он здорово просчитался.
Во дворе Джеки поставила над ящиком пляжный зонт, защищающий зверя от перегрева, поставила маленькое ведро с водой и зачем‑то насыпала опилок. Не курица ведь: опилки нацеплялись к медвежьей шкуре. Потапыч оказался Потапычем, то есть мальчиком, просто раньше разглядывать было некогда. Как только были убраны опилки и разведена смесь, как будто из воздуха материализовалась Аня и возмущенно сказала: – А ты что меня не позвал? Можно покормить?
– Зачем?
Девочка уловила недовольные нотки, задрала голову и выдала: – Для приобретения навыков, – с той интонацией, с которой обычно эту фразу произносил сам Иван.
– Разрешаю, – улыбнулся Иван и положил детскую ручку под медвежью шкуру и опустил ниже, к медвежонку. Тот выглядел уже не так жалко, как в лесу, но успел проголодаться и жадно принялся за ужин.