«Акушеры». Первый сезон

Саней звали парня, который недавно и безуспешно пытался примерить очки для умных. Торт они с Васей задолжали Ирине Фердинандовне за то, что та пошла «повисеть на зеркалах» на операции кесарева сечения. Ребёнка извлекли на седьмой минуте, что было вполне удовлетворительно. Но, как сказала Ирина Фердинандовна, ей это далось «как минус пять лет жизни!»

Вася засеменил к маленькому холодильнику.

– Вася, погоди! А как же Ирина Фердинандовна?! – спохватился Саня. – Она же спросит про торт!

– Так вернётся и тоже поест! – пришла на выручку Мальвина.

На самом деле, вариант «вернётся и тоже поест» смущал всех, кроме Мальвины, но сладкого все‑таки хотелось больше. В общем, Вася достал тот самый торт, и все уселись в круговую, приготовив по ложке и кружке. Вася торжественно снял крышку, но всё та же Мальвина, не потерявшая бдительность после дежурства, воскликнула:

– Кто это?!

– Ой, букашка… – то ли обрадовался, то ли смутился Вася.

В самом центре торта, возле жёлтой розочки, сидела настоящая маленькая букашка.

– Вася!!! Где ты взял этот торт?! – почти одновременно спросили все.

Сильнее других был возмущен Саня, потому что он сдавал деньги. Оправдания звучали бы слабо и неуместно, но Вася всё равно попытался:

– Да черт его знает… А, может, она из холодильника туда заползла, а?

– В одном нам повезло точно: Фердинандовне не досталось! – похопал товарища по плечу Саня.

– Да как же так, а? – продолжал сокрушаться Вася.

– Я бы попросила с вас торт за спасение, но, пожалуй, не стану рисковать… – заявила Мальвина. – Хотя бы просто налейте чаю!

Вася снова засеменил, продолжая оправдываться. На сей раз за чайником. Мальвина, со взгядом и профилем Нефертити, сидела на почетном месте и покачивала ногой в зелёном тапочке.

 

3

 

Несмотря на почтенный возраст, Палыча редко кто называл по имени отчеству. Он был своим человеком и в кабинете начальства, и в дежурке акушерок и в компании молодых ординаторов. Сухой и подтянутый, с желтоватым, но всегда идеально выбритым лицом, Палыч носил накрахмаленный халат и приятно пах. Он утверждал, что живёт один, но всегда ухоженный внешний вид вызывал как сомнения так и надежды у незамужних ровесниц. С женой Палыч расстался много лет назад, справедливо поделив имущество. Это не мешало ей раз в неделю убирать его квартиру за оплату по договорённости.

Гибкость натуры позволяла Палычу служить на посту терапевта и диетврача роддома одновременно последние … лет. Смена власти и кадрового состава никогда его не касались, и «снимать пробу» в пищеблок он ходил законно и регулярно.

Палыч никогда ни с кем не конфликтовал, хоть и позволял себе обращаться на грани фамильярности что с родильницей, что с главным врачом. У него это выходило мило и безобидно. Шутки и анекдоты Палыча были на языке и на слуху у всего персонала. За многолетнюю службу, да и просто по‑стариковски, он повторял их бессчетное количество раз.

Палыч появился в ординаторской в тот самый момент, когда Вася пытался исправить непоправимое.

– Прекрасная Мальвина, владычица сердец! – пропел Палыч, приобнял девушку в зеленых тапочках и прошептал окончание фразы ей на ухо.

Известную строчку он посвящал любой женщине, которая попадалась на его пути и в данный момент, по мнению Палыча, соответствовала её содержанию. Менялось только имя.

– Ты в своём репертуаре, Палыч! – кокетливо приняла подачу Мальвина.

– А где начальница? – спросил Палыч, имея в виду Ирину Фердинандовну.

– В операционную вызвали.

– Ну, однакось, кто тут у вас на осмотр? – продолжал Палыч.

– Вот, десять историй приготовили. Две с сахарным диабетом.

– Десять?! Да это же уму непостижимо! Ещё и с диабетом! – воздел руки к потолку Палыч. – Пока чаю не попью – с места не сдвинусь!

– С диабетом Ирина Фердинандовна просила вперед посмотреть, – уточнил Вася мягко. – Они обе в одиннадцатой палате.

– Ну давайте‑с их сюда. Что с вами поделаешь. Но сначала непременно чай!

Зная привычки старого терапевта, одна из девушек уже несла Палычу чай и конфетку.

– В работу, как говорится, входить надо медленно, а выходить – быстро! – скаламбурил Палыч и сам расхохотался.

В обед предстоял обход заведующей, и не было никакой надежды получить снисхождение.

Палыч же невозмутимо пил чай и продолжал флиртовать с девушками, отвлекая их от медицинской документации.

 

4

 

Ирину Фердинандовну никогда не вызывали, не имея на то серьёзных оснований. Хоть она и считала себя «демократичным» руководителем, больше такое определение в голову ни одному человеку в родильном доме не приходило. Причём, независимо от табеля о рангах.

С самого утра, а точнее с предыдущей смены, в операционной было жарко. Мальвина ничуть не приукрасила, сказав «оперировали всю ночь». У анестезиологов с недавних пор сложилось поверье: дежурят зеленые тапочки – жди беды! В том смысле, что поспать точно не удастся. Рожениц подвозить будут ровно до того часа, пока не закончится смена Мальвины. Однако дежурство давно закончилась, а аврал продолжался. И заступивший на смену анестезиолог был уже на взводе. А всё потому, что было нечто похуже зеленых тапочек: плановая операция Профессора!

Взрослые дяди с многолетним опытом работы в отделении анестезиологии и реанимации, как дети, придумывали любую «отмазку», чтобы только их не угораздило давать наркоз «сперматозоиду». Так они называли между собой Профессора.

Шла двадцатая минута наркоза. В операционной толпилась куча народу. Студенты стояли на почтительном расстоянии от операционного стола, пытаясь что‑нибудь разглядеть в щелку между масками и колпаками. Новорожденный до сих пор не был извлечен на свет божий. Педиатр уже перестал нервничать о том, что получит ребёнка в тяжелой медикаментозной депрессии, и просто медитировала в окно. Анестезиолог метался между женщиной и приборами, отдавая распоряжения ассистентке, которая то и дело добавляла в систему новую порцию препарата.

Халат, очки профессора, ассистент, простыни вокруг – всё было в брызгах крови.

– Шить! – требовал тот, кто выполнял сейчас роль хирурга.