«Акушеры». Первый сезон

Фитера, конечно же, лукавила. В родильном доме ходило негласное поверье: хочешь, чтобы информация дошла последнего рядового – поделись с Фитерой. Была всего лишь одна провальная ситуация, когда Фитера не справилась со сбором информации и наваляла по‑крупному: день рождения главного врача!

На вопрос Фитеры о том, какие цветы предпочитает босс, секретарь главного врача, женщина серьёзная, односложно ответила: «горшечные!». Не настояв на уточнениях, Фитера незамедлительно организовала сбор денег.

Когда «делегация» явилась в кабинет с сердечными поздравлениями и горшком душистой азалии, глаза и рот именинницы расширились. Но не от восхищения, а от ужаса.

– Немедленно выйдите! – завопила она.

Даже когда главный врач стал беспрестанно чихать, вынужденно вдыхая аромат азалии, а секретарша выталкивала Фитеру с горшком в руках из кабинета, она продолжала выкрикивать поздравительную речь.

Два с половиной часа босса откапывали и обкалывали анестезиологи, а Фитера «учёным котом» ходила взад и вперед по приемной, чтобы принести извинения.

Азалию немедленно унесли в пищеблок, а вопрос с подарком пришлось решать экспромтом. Фитера, однако, провернула дело так, что деньги сдали повторно. Даже у Палыча не получилось отвертеться. Историю с горшком он припоминал ей при каждом удобном случае. И даже без него.

Воспользовавшись заминкой с рваными колготками и отсутствием Мальвины, Фитера как на духу выложила информацию о звонке во всех деталях.

Смуглянка, возможно, не придала бы никакого значения трепу Фитеры, да только осознав свою ошибку с адресатом, анестезиолог в тот же день перезвонил и повторил свой монолог слово в слово, он ведь был записан на бумажке, но уже нужному адресату.

Смуглянка удивилась флешбэку, хотя не подала виду.

Фитера совершенно случайно снизила шансы незадачливого поклонника. Но он ещё об этом не знал.

Мальвину встретили восхищенными взглядами, а некоторые даже аплодисментами.

– Ну что сказать, моя же школа! – воскликнула Марият. – Умеешь, когда захочешь!

Сама Марият мужчин любила и искусно с ними флиртовала. Количеством историй «из любовной лирики» она могла бы посостязаться с самим Палычем. Из любимых была про «красную дорожку»: «И он почему‑то решил, что я одинокая женщина, которая пытается подцепить себе кавалера! Ну, это, в общем‑то, для меня не проблема! Я решила его не разубеждать. Только представьте его удивление, когда у трапа меня встречали с шикарным букетом роз, а потом подхватили на руки и понесли по красной дорожке!»

В рассказе Марият всё было чистой правдой, кроме красной дорожки. Но это совершенно незначительная деталь.

– Я что‑то пропустила? – недоуменно спросила Мальвина.

– В операционную пока никого не вызывали, – съязвила Смуглянка.

– А что тут у нас за великое собрание?

Следом за Мальвиной в ординаторской появились Фердинандовна и подружка.

– Паровоз летит, колёса стерлися… – запел Палыч мелодично. – Входите, Ритатигровна… О, и Вы здесь, прекрасная Ирина!

– Палыч, я когда‑нибудь тебя все‑таки пришибу! – незамедлительно ответила одна из них.

 

14

 

Ирина Фердинандовна, когда хотела, была милейшим человеком и приятным собеседником. Она даже считала себя «демократичным» руководителем, готовым к диалогу и компромиссам.

На работе, конечно, она могла вводить коллег в заблуждение по этому поводу, но только не дома.

Муж Фердинандовны, услышав что‑нибудь подобное за чтением вечерних газет, поглубже вжимался в кресло и пошире закрывался печатным изданием. Он, как ни кто другой, знал, что ни о какой демократии не может идти речи. Ярко выраженный холерический темперамент совершенно этому не способствовал. Ирина Фердинандовна могла вспыхнуть как спичка сама, а потом сжечь прилегающие территории со всеми обитателями.

Успокаивалась она также быстро, как воспламенялась. Чего нельзя было сказать о попавших в зону бедствия. Не один литр валерианки был выпит коллегами после встречи в маленьком кабинете.

В этом было их несомненное сходство с Профессором. Но только отчасти. Да, он тоже был способен моментально выйти из себя, а после «профессорских планерок» в ход, бывало, шла не одна валерианка. На этом сходство заканчивалось. Профессор сам был раним и переживал после не меньше тех, на кого орал пять минут назад.

Фердинандовна не переживала никогда. И это помогало ей быть эффективным руководителем. Вопросы семьи она решала с этих же позиций.

«Самая большая моя ответственность – это работа. Дома – всё просто. Организовать процесс – главное там и там».

Если на работе у коллег выбора никакого не было, попадать ли под темперамент Фердинандовны, то у домашних он был. И муж был сознательно согласен попадать. Он любил жену, а в опасный момент просто закрывался газетой.

Разного рода шуры‑муры на рабочем месте Фердинандовна ни в шутку, ни в серьез не одобряла. К институту брака она относилась уважительно, как и к собственному мужу. Она не замечала его трюк с газетой, но не замечать самого «Фердинандыща» не могла. Она любила своего мужа.

Рассказ Фитеры на бис об анонимном любовном звонке Ирина Фердинандовна восприняла настороженно. Всё, что могло хоть как‑то отрицательно сказаться на рабочем процессе, подлежало тщательной инспекции.

Рита Игоревна, хоть была и деятельным акушером, натуру имела более романтичную и поверхностную. Ничего опасного в назревающей интрижке она не усмотрела ни для общества, ни для себя лично. Претензии она высказала только к Палычу, да и то ровно до того момента, пока он не преподнёс ей чай с конфеткой.

Итак, все сидячие места в ординаторской отделения патологии были заняты.

 

15

 

– А я считаю, что дыма без огня не бывает! Если был звонок, значит, дала для него повод, – заявила Ирина Фердиндовна.

– Ну, так и хорошо, что дала! – вступила Марият. – Дать всегда лучше, чем не дать!

– Вот именно! Гы‑гы! – поддержала Рита Игоревна.

В одной ординаторской оказались одновременно три заведующих, и две из них, как выяснилось, не разделяли мнения самой Ирины Фердинандовны. Это в медицинских вопросах она была непререкаемым авторитетом, а в вопросах сердечных, оказывается, у неё случались оппоненты. Во всяком случае, в лице равных по статусу.

– Три гетеры с подачи Фитеры вышли на тропу войны! – скаламбурил Палыч.

– А ты‑то сам за кого? – вздернула носик Рита Игоревна.

– А я всегда подальше от начальства и поближе к кухне!