Алиса не боится… Или Амазонка и Тимфок
Величайший всё ещё глядит на отражение в оконной черноте (клон изумлённо приподымает там брови): у администраторши на плечах вытертая шкурка (кошачья?), которая подмигивает окостеневшим мерцающим глазком‑пуговкой.
Величайший благодарит:
– Спасибо за оперативность.
Администраторша разочарованно кряхтит и, закрывая за собой затрещавшую дверь, утробно шепчет:
– За спасибо лису не скроишь.
Визжат в коридоре ржавые колёсики. Величайший, опять приподняв в недоумении бровь, смотрит на оставленный ему обогреватель. Проверить догадку – быстро на цыпочках к двери. Подождав у дверной щели, пока, после невнятного разговора с кем‑то, администраторша, шаркая, удалится, везя за собой другой обогреватель, говорит себе:
– Хорошо, соболей не запросила. Лисий ещё туда‑сюда… хотя всё равно губа не дура.
В дальнем конце коридора женский взвизг, затем хриплый бас:
– Глазки‑то разуй, Галь!
Что‑то неуловимо быстро меняется в ощущениях восприятия.
В пыльных городских развалинах. Ветрено – порывисто.
Долговязый оператор (теперь он в клетчатой кепке) с камерой на плече – спотыкается, хрипло ругается:
– Леший бы вас об‑сосал!
Объектив камеры ловит солнце, на несколько мгновений слепнет, затем – вдоль искорёженных домов вихрится известковая пыль.
В кадре «величайший». Ветровка, седые волосы упрятаны под спортивную шапочку. Держит микрофон у лица женщины в запачканном цветном халате, с чумазым ребёнком на руках, тот, во рту палец, таращит глазёнки, теребит на её шее медальон. Женщина всхлипывает, кивает на разрушенный дом…
Над головой раздаётся свист. Несколько взрывов один за другим – метрах в семидесяти от интервь‑ю‑е…
Величайший пригибаясь, бежит, ухватив за руку женщину, теряющей тапки – правый, левый… Взрыв.
Величайший открывает глаза. С трудом поворачивается на бок, моргает на детскую ручонку из развороченной дымящей земли…
Руками раскапывает ребетёнка. В ужасе отваливается. В кулачке малыша зажат медальон.
Солнце медленно гаснет…
В мутно‑сивой завесе из гари и пыли люди в камуфляже несут на носилках корреспондента, с характерным звуком железа по железу загружают в люк вертолёта, раненый мычит:
– Где м‑медальон?.. Какое число? Какой день недели?..
– Третье… Четверг, – ответил один из загружавших.
С утра «величайший» прямиком отправился в банк и взял кредит.
Люсьен, экипировавшись по современной молодёжной моде, через день улетела на туманный остров.
Записульки
Только вот размечтаешься… А ведь сколько раз говорил себе: не мечтай! Но как же тогда самостоятельно выкованное железо (куй железо, пока горячо)? Э‑хе‑хе‑хе‑хе‑хе‑хе… коль родился на трухе?
По телевизору.
Да, хлёстко вещает. Харизматичен. Жаль, слабо образован. И не больно умён, похоже. А так бы ничего… сошёл бы для подмостков.
– Гляжу, ты смелым стал. А то всё в пацифисты рядился.
– Обижаешь?
Так‑то оно так. Но, к сожалению, в любом муравейнике появляются особи, кои воспринимают и малую шалость за сугубо серьёзное мероприятие. И тем портят всё дело.
– Какое‑то никчемушное всё кругом ныне.
– Никчемушники одолели, что ли?
– Ты чего дырку на коленке залепил?
– Скотчем? А чтоб комарьё не добралось до моего суверенного организма и внутрь не пробралось, как седьмая колонна.
– Уже седьмая?
– Видишь человека с железками во рту? Знай, второго сорта.
– Почему?
– Да потому – бесплатные зубы. А бесплатные – сиречь дешёвые. От государства подарок. Пенсион.
– Вот послушали бы твоего Савелия да заслали бы вовремя в лагерь противника наших умных ребятишек, то не мы, а противники наши хлебали бы по полной программе…
– Какого Савелия? Чего хлебали?
– Го… го…
– Ваучеризанцы, что ли?
– Глубже копай.
– А пошевелить копытом не желаете?
– Копытом?
– Ну, клешнёй. Ну, языком. Пошевелитесь, в конце концов. А киваете всё на правительство мировое. А не будь его, совсем бы засахарились… Растопшоники.
– Что вы как ба‑а!..
– Как кто? Бараны? Бароны?
– Ну не дурак ли ты?
– Да ты о чём хоть?
