Анахронизм
– Эй, придурок, предупреждаю, если ты нассышь на пол мимо очка, я тебя лично заставлю языком всё вылезать до блеска. Понял?
– Понял, – вздохнув, ответил он и побрёл в сторону туалета.
Испражнив содержимое мочевого пузыря, которого хватило бы, наверное, на орошение бескрайних пустынь Центральной Африки, он почувствовал, как голова немного проясняется, но при этом сухость во рту становится совершенно невыносимой. Выйдя из туалетной кабинки, он подошёл к умывальнику и включил воду. Несколько раз, ополоснув лицо холодной водой, он набрал полные ладони и жадно напился из них.
К горлу моментально подступила тошнота, образовав в нём ком. Попытавшись, сглотнуть, он ощутил, как рот наполняется слюной, а диафрагму сжимает сильным спазмом. Раскрыв рот с характерным, рыкающим звуком, он схватился за края раковины и нагнулся, готовясь к тому, что содержимое его желудка сейчас вывернет наизнанку. Но вместо рвоты изо рта полезла тягучая слюна, растянувшись от губ до самого дна раковины. Откашлявшись, он хотел вытереть слюни, повисшие на подбородке, но громко икнув, вновь почувствовал сильный спазм, который согнул его тело пополам. Схватившись за раковину, он раскрыл рот и ткнулся лицом в мойку с характерными рвотными звуками.
Спазмы повторились ещё несколько раз, и каждый раз изо рта лезла вязкая тягучая слюна. Тошнота не отпускала. Он чувствовал, что если его, наконец, не вырвет, он либо потеряет сознание от сильной режущей боли в груди в районе солнечного сплетения, либо сдохнет прямо в сортире. Набрав полный рот воды, он кое‑как через силу протолкнул её по пищеводу в желудок, а затем, затолкав в рот пятерню, чуть ли не целиком, коснулся кончиками пальцев малого язычка. Из глаз брызнули слёзы. Диафрагму сдавило в сильнейшем спазме. Грудь свело от резкой боли. Он почувствовал, как мощный поток из глубин его желудка рванул вверх по пищеводу, словно гейзер из подземного колодца.
Его вывернуло наизнанку с такой силой, что он, изогнувшись в три погибели, повис на металлической раковине, вцепившись руками в её края. Откашляв и отхаркав остатки рвотных масс из ротовой полости, он, отвалившись от раковины, на трясущихся ногах, подошёл к стене и сполз по ней на пол.
– Фу‑у‑у‑х, – с облегчением выдохнул он, размазывая липкую противную слюну по лицу, которое, вмиг осунувшись, стало похоже на маску мертвеца.
Тело начало бить слабой, но в тоже время неприятной дрожью. Сердце безудержно колотилось в груди, стараясь проломить грудь и вырваться наружу. В висках непрерывно стучало. В грудь отдавало ноющей болью. Перед глазами вновь всё поплыло. Чувствуя, что он вот‑вот может потерять сознание, он лёг на пол, свернулся в позу эмбриона, подогнув коленки, чуть ли не до подбородка, закрыл глаза и моментально провалился в сон.
– Эй, придурок, – услышал он знакомый ему голос сквозь сон, – ты живой?
Он хотел ответить, что живой, но вместо слов из гортани вырвался стон:
– А‑а‑ах…
– Какого хрена ты тут разлёгся, придурок? Забыл, где твоя шконка? В палату пришёл врач с утренним обходом, а тебя нет. Вставай и бегом на осмотр. Ходи, ищи вас идиотов по всему отделению. Была бы моя воля, я бы вас трутней, живущих на наши налоги, всех сгноил на каторжных работах.
Открыв глаза, он увидел злое лицо охранника, нависшее над ним. С трудом поднявшись, он сел, облокотившись на стену.
– Ты тупой или да? Я тебе русским языком говорю, что тебя врач ищет, чтобы провести утренний осмотр. Встал! – заорал охранник и пнул его ногой. – Встал и бегом в палату, пока я прямо здесь тебя не урыл!
Упираясь руками в стену, он тяжело поднялся, чувствуя, как трясутся ноги и, шатаясь, побрёл в палату. Выйдя в общий коридор, он услышал истеричный крик, отскакивающий эхом от больничных стен. Дойдя до палаты, он вошёл в проём и увидел санитаров, которые скручивали молодого парня, стараясь, надеть на него смирительную рубашку. Парень истошно орал во всё горло и изо всех сил сопротивлялся.
– Суки! Твари! Отпустите меня! Вы не имеете права! Я буду жаловаться! Всё равно вы не заставите меня глотать эту отраву! Жрите сами свои таблетки! Уроды! Как только я выберусь отсюда, я вам всё припомню, вы горько пожалеете обо всём! Ублюдки!
Один из пациентов – зрелый мужчина, койка которого располагалась рядом с его, услышав крик молодого парня, закрыл уши ладонями и стал орать во всё горло. Ещё один мужчина, показывая на него пальцем, стал заливаться весёлым смехом, ухахатываясь до слёз. Остальные пациенты, либо смотрели на всю эту вакханалию равнодушным бараньим взглядом, либо не проявляли к происходящему никакого интереса.
Санитары, наконец‑то, надев на парня смирительную рубашку, уложили его на койку и пристегнули ремнями, затолкав в рот резиновую грушу, чтобы тот не орал. Молоденькая медсестра, быстро подойдя к койке, сделала укол парню, и тот успокоился, перестав извиваться. Какое‑то время он ещё злобно рычал, но затем замолчал и равномерно засопел. Один из санитаров подошёл к мужчине, который орал и, сунув ему огромный кулак под нос, злобно прорычал:
– Заткнись!
Мужчина замолчал, но руки не убрал, продолжая, зажимать ладонями уши. Санитар, взяв, что‑то у медсестры с металлического столика, который та возила за собой по палате, злобно сказал:
– Рот открыл!
Когда мужчина открыл рот, санитар затолкал ему в зев, как он понял лекарство, после чего ударил пальцами ему по подбородку.
– Фу‑у‑у! Вонища, как из помойки! Чавкало закрой! – сказал санитар голосом похожим на раскат грома в ненастную погоду и направился к весельчаку, который продолжал хохотать, показывая на всех пальцем.
– Весело?! Заткнулся и открыл рот!
Хохотун, мгновенно успокоившись, замолчал и открыл рот. Санитар проделал тот же алгоритм действий, что и до этого, после чего прогрохотал:
– Свалил, урод, чтобы я тебя не видел и не слышал!
Врач – старый высохший дед, с которого уже должен был сыпаться песок, осматривал других пациентов, не торопясь, что‑то записывая в документах. Когда врач всех осмотрел, а санитары с медсестрой накормили всех лекарственными препаратами, очередь дошла до него. Один из санитаров, посмотрев на него тяжёлым взглядом, сказал зычным голосом:
– А ты, что встал, как обосранный или тебе особое приглашение нужно?
Подойдя к своей койке, он остановился и стал ждать, когда его осмотрят. Врач, закончив, что‑то писать, поднял на него свои, выцветшие от старости глаза, спрятанные под толстыми линзами роговых очков, и спросил, старческим клокочущим голосом, как у ворона:
– Вячеслав Славин?
– Да, – ответил он, чувствуя, что его ещё немного трясёт после похода в туалет.
– Как себя чувствуете?
– Плохо.
– Будьте добры, подробнее.
– Головная боль, головокружение, тошнота, слабость…