Анатомия любви

Я поморщилась. Никогда не могла даже представить, что мой муж вдруг начнет какую‑то охоту на ведьм из‑за случая, который мог произойти с кем угодно – достаточно просто запариться и пропустить графу «аллергия», такое иной раз происходит, что уж греха таить. Да, в одном случае из ста бывает так, как сегодня. А вообще… Собирать аллергологический анамнез должен был принимавший ее врач, а Матвей, как лечащий, еще и уточнить был должен. Ну и кто виноват?

Начать подозревать анестезиолога в нечестности и – тем более – подделке документов я считала неправильным. Но спорить с Матвеем сейчас тоже не хотелось.

– Давай поступим так, – как можно мягче произнесла я, садясь на подлокотник дивана рядом с Матвеем, – когда придет Калмыкова, все подробно разберем, ты пойдешь в ординаторскую, а я попытаюсь поговорить с ней сама. И позже вызову Иващенко, вдруг он что‑то мне не сказал.

– Делай как знаешь, – отмахнулся Матвей, – тебя ведь все равно не переупрямишь.

Я погладила его по плечу, обтянутому хирургическим костюмом:

– Не волнуйся, я во всем разберусь. А ты сейчас, пожалуйста, постарайся держаться в рамках, хорошо? Обвинить человека легко.

Муж неопределенно мотнул головой, и я поняла, что он уже думает о чем‑то другом, привыкнув доверять мне в вопросах, касавшихся персонала. Вот и отлично, ему сегодня еще лекцию читать, он должен отдохнуть и настроиться.

В дверь постучали, и на пороге возникла Алла.

– Аделина Эдуардовна, к вам доктор Калмыкова.

– Пусть проходит, – я переместилась за стол, а Матвей, поднявшись и размяв плечи, устроился на углу, отодвинув стул и развернув его боком.

Калмыкова вошла уверенной походкой человека, которому нечего бояться в кабинете начальницы, это мне понравилось, потому что в глазах ее я заметила легкую панику. Но она умела держать лицо и хотя бы делать вид, что спокойна и не волнуется.

– Присаживайтесь, Инна Алексеевна.

Она расположилась напротив Матвея, положила перед собой распечатанную карту клиентки.

– Я понимаю, что допустила чудовищную оплошность… даже не знаю, как такое могло произойти.

Матвей вытянул карту у нее из‑под руки и быстро пролистал.

– В протоколе ничего необычного.

– Да! Потому что в ходе наркоза ничего необычного и не было! – с каким‑то даже вызовом ответила анестезиолог. – Я проводила клиентку в палату, еще раз измерила показатели – там написано, что все было в пределах нормы. Но буквально через пару минут после того, как я ушла из палаты, у нее начался отек гортани. При помощи палатной сестры мне удалось приступ купировать, сейчас с клиенткой все в порядке, я заходила перед тем, как идти сюда. Чем могла быть вызвана такая реакция, я не знаю. Про аллергию я спросила, когда клиентка смогла говорить – аллергики обычно знают, что вызывает у них реакцию. Так вот… она не назвала ничего вообще – ни препаратов, ни продуктов.

– Инна Алексеевна, вы не волнуйтесь так, – попросила я, заметив, что с каждым словом Калмыкова начинает говорить все громче и вот‑вот сорвется в истерику. – Вас никто ни в чем не обвиняет. Мы хотим просто разобрать ситуацию и понять, что именно произошло, а не устроить судилище. Это нормальная практика в клинике – разбирать каждый случай. Я выслушала ваше мнение, посмотрю протокол и подумаю, как нам избежать подобного впредь. И что делать с клиенткой сейчас, – я протянула руку и взяла у Матвея карту. – Матвей Иванович, у вас есть вопросы?

– У меня не вопрос, а небольшое замечание, если позволите. Мне, Инна Алексеевна, сегодня показалось, что вы с самого утра довольно рассеянны и невнимательны, – сказал Матвей, сложив на столе руки и глядя на них. – Так вот. Если подобное я замечу еще раз, к моему столу вы больше не встанете. Прошу понять меня правильно и не обижаться. Я привык, что моя бригада не нуждается в контроле, а с вами, вижу, это не работает.

Калмыкова вспыхнула, выпрямилась:

– Вы ошибаетесь, Матвей Иванович. То, что произошло сегодня, больше не повторится. Я умею отделять личное от рабочего.

– Я очень на это надеюсь, – Матвей поднялся. – Мне пора в институт.

Он вышел из кабинета, и, как мне показалось, Калмыкова постаралась скрыть вздох облегчения.

– Инна Алексеевна, вы на доктора Мажарова не обижайтесь, потому что он прав. Если у вас какие‑то сложности дома, могу предоставить вам отпуск для их решения, но приносить это в операционную не советую.

Я почувствовала, что попала в какое‑то больное место словами о сложностях – Калмыкова снова напряглась и энергично затрясла головой:

– Нет‑нет, все в порядке… просто у меня часы сегодня спешили, я ведь утром вам показывала, вот с этого и началось. У меня все в порядке, никаких сложностей.

– Ну как знаете. Однако если решите…

– Нет‑нет, спасибо, отпуск не нужен, – поспешно перебила меня Калмыкова.

– Тогда можете идти, Инна Алексеевна, я сама разберусь с клиенткой. Да, кстати, – я сняла очки и посмотрела на вставшую из‑за стола Инну. – Я все забываю спросить, а почему вы ушли из московской клиники? Все‑таки там наверняка были перспективы.

– Какие? – чуть скривилась Инна. – Уж точно гораздо меньшие, чем здесь. Вы не подумайте, что я пытаюсь к вам подольститься, потому хвалю вашу клинику, нет. Но за то время, что я тут работаю, я чувствую, что существенно улучшила навыки, а в Москве была рутинная работа.

– Я ничего такого не думаю. Но все же должна быть причина для того, чтобы человек бросил работу в столичной клинике – пусть и рутинную, но со стабильным доходом, забрал двух детей и переехал сюда, очень далеко от столицы. Наверняка вашей дочери такая перемена мест не очень понравилась, да? Она ведь готовилась поступать в московский институт, правда? А пришлось учиться в провинции.

Калмыкова слегка покраснела:

– Это мой родной город, я же говорила. Я сама закончила здешний институт, и вы не хуже моего знаете, что он отличный, хоть и не столичный. Вы ведь тоже здесь учились, не обязательно в Москву ехать, если есть стремление получить знания. И Алина тоже так считает.

Ну в последнем я не была так уверена – проблемы‑то у Калмыковой есть, и почти стопроцентно они связаны с дочерью, которая в силу возраста сейчас наверняка невыносима.

– Если у вас нет больше вопросов, Аделина Эдуардовна, можно, я пойду? Мне еще нужно клиентов к завтрашним операциям подготовить.

– Да, разумеется. – Я поняла, что о причинах увольнения она мне не расскажет, значит, придется самой поискать информацию.

Дверь за Калмыковой закрылась, а я не могла отделаться от неприятного чувства, что Матвей, скорее всего, прав, и что‑то в московской клинике произошло такое, о чем Инна говорить не хочет. Меня беспокоило и то, что в трудовой книжке не было записи об увольнении по статье – хотя руководство могло пожалеть одинокую мать двоих детей, не имеющую никакой поддержки.