Ангел по имени Смерть

– Ах да, – словно вспомнив нечто важное и, делая вид, что не замечает её испуг, продолжил он, – мы говорили о пауках.

Черноволосый мужчина бросил быстрый взгляд в его сторону:

– Вот как? Если не возражаешь, с удовольствием послушаю. Эта информация мне вскоре очень пригодится.

Мира замерла.

– От чего же я буду возражать? – блондин нежно погладил набалдашник трости указательным пальцем. – Я говорил о том, что не очень хорошо обижать тех, кто не может дать тебе сдачи и, знаешь, наша гостья уже почти была готова согласиться со мной, но в последний момент отчего‑то передумала. Совершенно правильно связав несколько произошедших с ней событий в одно целое, она промолчала. А попросту говоря, смалодушничала.

– Я вижу, она сильно напугана, – выступил в защиту Миры мужчина в чёрном костюме.

– Не без того, коллега, – быстро согласился блондин, – подумай сам, как же тут не испугаться, когда, только что, потеряв голову от страха, ты несёшься по лестнице вниз и вдруг, хлоп, оказываешься в совершенно неизвестном тебе месте? Да ещё и в таком виде! Но, скажи на милость, разве вообще кому‑то стоит бегать с поломанным каблуком? Так ведь и расшибиться недолго!

Сразу после его слов в правом виске остро заныло, и Мира на миг прикрыла глаза.

«Я, наверное, сильно ударилась головой», – подумала она, вспоминая всё произошедшее с ней.

– Головой, – словно считывая её мысли, тут же подтвердил блондин, – и не то, чтобы очень уж сильно, но вполне достаточно для того, чтобы…

– Прошу, перестань! – остановил его черноволосый.

– Как скажешь. Но моё молчание никоим образом не может повлиять на восстановление мягких тканей её головы.

– О чём это Вы сейчас говорите? – Мира с тревогой смотрела в ничего не выражающие глаза.

Блондин для чего‑то поправил идеально сидящую на его шее бабочку:

– О пауках, конечно, о чём же ещё? Знаешь ли, иногда встречаются такие натуры, гм, некоторые называют их ищущими, но я бы, скорее, назвал их безрассудными, или просто глупыми, так вот они всегда суют свой нос туда, где ему находиться не положено.

– Это Вы сейчас про меня? – на всякий случай уточнила Мира.

– Это я вообще о людях. Дело в том, что люди такие существа, которые в силу до конца невыясненных мною причин обязательно что‑то ищут. Более того, в конце концов, они непременно что‑то и находят. Но, надо сказать, в большинстве случаев находят совсем не то, что искали. И вот тут вырисовывается одно весьма любопытное обстоятельство. Чтобы не упасть в чужих, а главное, в своих собственных глазах и попросту не оказаться пустыми болтунами, они на весь мир заявляют о том, что нашли именно то, чего хотели, начинают жить этим, со временем верить в него и доводят собственную жизнь до полного абсурда. И всё лишь для того, чтобы хоть временно соответствовать собственным представлениям о том, что не потратили эту самую жизнь понапрасну.

– Я Вас не совсем понимаю.

– Да что же тут непонятного? Пустоту внутри необходимо чем‑то заполнять. Подумай сама, кому интересен пустой кувшин, даже если с вида он необыкновенно хорош собой? Разве что некоторым исследователям глубокой старины, называющих себя историками или археологами. Ха‑ха! Ценность любого сосуда заключается лишь в его содержимом, в напитке, которым можно утолить жажду. А жажда духовная самая сильная из всех. Так было, так есть и так будет всегда. Голубушка, пойми одну простую вещь: человек одновременно является и кувшином и тем, кто в него наливает. Исходя из этого понимания, можно утверждать, что сегодня ты лично поступила опрометчиво. Вместо того чтобы поехать домой, как тебе неоднократно и советовали, так сказать, расслабиться после напряжённого трудового дня, в конце концов, заняться сексом с любимым человеком…

– У меня нет молодого человека, – прервала его монолог Мира, тут же осекаясь.

– Да, да, я знаю, – морщась, словно от зубной боли, протянул блондин, – красивая двадцативосьмилетняя девственница, что ещё может быть забавнее? По нынешним меркам это так не модно, так необычно, так несвоевременно, что ли.

– Мне кажется, это не Ваше дело! – вспыхнув, резко ответила Мира.

– Как знать, как знать, – он выдавил из себя подобие улыбки. – Ты ведь интересовалась линиями своей Судьбы, а в них всё так переплетено и порой одно настолько неразрывно связано с другим, что голову сломаешь, а не разберёшься.

К Мире начало приходить осознание того, что он не случайно говорит о её голове, но в этот раз она решила не перебивать собеседника.

– И ещё одно, так сказать, на десерт, для завершения интересующей присутствующих темы, – медленно растягивая слова, продолжил блондин, – подобно тому, как паук плетёт свою нить, надеясь поймать в неё неосторожную муху, человек день за днём плетёт линии собственной Судьбы. И почти всегда попадает в собственные сети, ведь Судьба не является чем‑то законченным, приговором, который непременно должен быть приведен в исполнение.

Это было удивительно, но то же самое почти слово в слово ей говорила гадалка.

Мира вдруг ясно увидела её.

С задумчивым видом, упёршись взглядом в какую‑то невидимую точку, женщина сидела за кухонным столом, вокруг которого так и лежали разбросанные карты.

Несколько раз она порывалась встать, но опускалась на стул, словно придавленная невидимым грузом.

– И что мы имеем в итоге? – тихо спросил блондин. – Давай посмотрим, к чему привело твоё праздное любопытство. Навсегда потерянный зонт, это раз. Испачканная куртка, это два. Сломанный каблук, это три. И, наконец, вот же оно, самое главное…

– Что? – выкрикнула Мира, в глубине души догадываясь о том, что сейчас услышит и в то же время, ожидая и надеясь, что её догадка окажется неверной.

Мужчина кивнул куда‑то влево и Мира, проследив за его взглядом, увидела, что на месте кухни с застывшей гадалкой появился дом, в который она совсем недавно входила.

Подняв голову, она заметила разбитое окно и вывалившиеся наружу белые тюлевые занавески, которые трепал неугомонный ветер.

А потом её тело осталось на месте, а взгляд словно отделился от него, существуя сам по себе, и полетел через тускло блестящие под фонарным светом трамвайные пути.

Вот он уже быстро пересёк узкую улицу, проник на межэтажную площадку, засыпанную осколками цветочного горшка и маленькими кусочками коричневого керамзита, немного заметался, но после уверенно бросился вниз, туда, где возле массивных металлических дверей второго этажа лежало что‑то тёмное и бесформенное.

Мира смотрела как‑ будто сверху и не сразу поняла, что это бесформенность и есть она сама.

Её правая нога, согнутая в колене, была подтянута почти к самому животу, руки раскинуты в стороны, а из головы вытекала тонкая струйка тёмной крови.

Струйка уже почти добралась к окончательно обломанному каблуку, наконец, успешно отделившемуся от подошвы, из которой торчали погнутые сапожные гвозди.