Асфодель, цветок забвения

– Знаю, – отвечала Лазурина, – ты еще и лечить можешь. И видеть будущее и прошлое. Просто не умеешь пока.

– Как?! Как научиться? – спрашивала Элли.

– А зачем тебе? – эхом отзывалась Лазурина.

– Это же… здорово! – восклицала Элли.

– И все? – усмехалась Лазурина.

– Я очень хочу, – только и могла ответить Элли.

– Одного желания недостаточно, нужно знать зачем, твердо знать, – качала головой Лазурина. – Когда поймешь – скажи, и я буду учить тебя.

Каждое утро Элли просыпалась с одним вопросом: зачем? Если бы поделиться с кем‑то этой тайной, если бы кто‑то выслушал и понял, возможно, она бы нашла ответ, возможно, Лазурину бы он устроил.

Наконец, Элли решилась поговорить с братом, но днем никак не получалось – он уходил от любой беседы, придумывая разные причины: то он куда‑то торопился, то устал, то еще что‑нибудь. У Элли оставался только один способ застать его врасплох и вызвать на разговор.

Той теплой июльской ночью Мике снилось, что он едет в поезде к морю. Летели мимо дома, реки, мосты, леса. И вот, наконец, самая главная остановка, Мика вышел из вагона, его обдало жарким ветром, который прошептал в уши голосом Элли: «Просыпайся, пойдем со мной!»

Она вдруг оказалась рядом, и он впервые за последние полгода не разозлился, что она рядом, напротив, он был рад, словно не видел ее все это время. Словно они не были постоянно бок о бок друг с другом, не жили в одной комнате, не сидели за одним столом на кухне и за одной партой в школе. Он видел море вдалеке и не мог вспомнить, почему они с Элли не общались, глаза защипало от соленого воздуха или от внезапных странных слез, и он готов был обнять и расцеловать ее.

Она сама обняла его и сказала:

– Пойдем, я познакомлю тебя с Лазуриной. И расскажу кое‑что по дороге.

– Пойдем лучше на море, я на море ехал, – возразил Мика.

– Сначала со мной, а потом море. Я так долго ждала, ну пожалуйста, – попросила Элли.

– Ладно, – нехотя согласился Мика, – пошли.

– Нужно спеть песню Лазурины. Она ее специально для меня… для нас придумала.

Элли взяла его за руку и тихо запела:

 

Фата Моргана, дали

Нам освети,

Чтобы мы не теряли

В небе пути.

 

Фата Моргана, знаю,

Будешь добра,

Мы гуляем по краю

Ночь до утра.

 

Думаешь, это снится,

Но ты не спишь,

В небе летает птица,

Наш белый стриж.

 

Дальше слова стали шумом, у Мики закружилась голова, и он словно провалился в яму, а потом резко взмыл вверх. Ему показалось, что он стал легким, как пух. Мыслей не было, и несколько секунд вокруг была тьма, он висел в ней, словно в невесомости, а потом вдруг увидел, что снова стоит рядом с Элли, но не у моря, а в их комнате.

– Слышишь? – спросила она.

Он слышал. Мелодия, похожая одновременно на пение птицы и шум дождя, лилась откуда‑то с улицы. Элли взяла его за руку и повела к балкону. Штора из поблескивающей в свете луны органзы взлетела к потолку и повисла на невидимом крючке. Широкая лестница, по которой могли подняться двое, начиналась с пола балкона, ступени были в точности, как говорила Элли, – прозрачные, и в каждой была будто встроенная лампочка: они светились изнутри. Ступени пели. Элли и Мика, не сговариваясь, встали на первую, желтую.

И тут откуда‑то выпорхнул белый стриж.

– Стри‑и‑и! Стрии‑и‑и‑и! – поздоровался он, кружа над детьми.

– Элли, это же наш стриж, которого мы вылечили, – удивился Мика, – помнишь? Только почему он белый?!

– Да, наш стриж, я тебе хотела рассказать, но ты тогда не слушал, – ответила Элли и вздохнула: – Я тебе его перо принесла, а ты сломал.

– Это было сто лет назад, ладно тебе, – Мика протянул руки, и стриж опустился к нему в ладони.

– Он белый, потому что живет теперь в Городе Снегов, там все белые, и он такой стал, – объяснила Элли. – Он не смог догнать своих, когда они полетели в теплые края. И его подобрала Лазурина. С ней он и остался. А в тот день он предупредить меня хотел о чем‑то плохом – о том, что колдун рядом. Вот, перо потерял, я нашла. Помнишь тот день, когда ты упал?

– Стри‑и‑и, тири‑и‑и‑и‑и‑и! – стриж взмыл в небо, зовя детей за собой.

Элли прошептала:

 

Брат, не надо бояться,

Триста шагов

Будем мы подниматься

В Город Снегов.

 

– Я не боюсь, Элли. Почему триста? Ты считала? – усомнился Мика.

– Считала. Потому что страшно смотреть вниз, а когда считаешь, не думаешь о плохом, – ответила она, – но сейчас мне уже не страшно, так что я просто иду.

– Ладно, пошли, – заторопился Мика. Ему не терпелось увидеть то, о чем столько раз рассказывала Элли.

Они стали подниматься по лестнице, и ступени тонули в облаках, подсвечивая их. Стриж то кружил над их головами, то исчезал. Они поднимались все выше и выше. Потом облака расступились, и впереди раскинулось огромное поле с пушистой белой травой и серебряными цветами, точь‑в‑точь как рассказывала Элли. Вдалеке было что‑то зыбкое, похожее на город, над которым шапкой стояли облака. Мика и Элли направились к нему и шли, пока не оказались у высокой стены, сделанной из непрозрачного белого стекла.