Белые Маги. Роман

– Это просто чудеса какие‑то! – шептал тихо себе Фёдор и радовался необыкновенно, – непременно устрою собственную выставку, потом Питер, потом Москва, ну и Париж! Конечно же, ПАРИЖ!

– Да, и Лару с собой в Париж возьму. Вот, она обрадуется‑то! Думает, я нищий никчёмный художник, а я раз и, – «А не изволите со мной в Париж?»

Она:

– Как? В какой‑такой Париж? – и удивлённо вскинет брови.

А я ей важно так:

– Во Франции который.

И улыбка растягивалась на всё лицо Фёдора. В таких мечтах он проводил большую часть времени. И это время ему очень нравилось, его торжество внутри заменяло ему все остальные чувства и эмоции. Оно полностью заполнило его изнутри и, казалось, светилось оттуда вовне. Но никто этого не мог видеть, Фёдор – никуда не ходил. Он был счастлив. Он был самодостаточен. Он и его будущий успех, текущая вдохновенная работа прекрасно гармонировали с ним.

Это и, правда, было чудесное время, время творческого запоя. Весна. Весна на его улице, весна в его доме, весна в его душе, чудо на его полотнах.

 

В воскресение вечером Фёдор всё же решил сходить к Сане.

На его удивление он застал там Лару и небольшую компанию приятелей Сани.

Он поздоровался за руку со всеми. Но этот сюрприз его не сильно обрадовал. Народ был разношёрстный – и Марат – какой‑то IT‑гений, как слышал когда‑то Фёдор, и Роман, который звал себя «бизнес‑вангелом» (только ничего ангельского в нём Фёдор не отмечал), и барабанщик Витя, и смм‑щик Митя Чёрный, и Ваня, который, как знал Фёдор, играл в какой‑то группе на синтезаторе, и Саша Чу – местный поэт, и Игорь – парень с соседней улицы (чем он занимался Фёдор не знал, а тот как‑то и не афишировал род своих занятий). Присутствие Лары в этой компании ему было скорее неприятно, но он спокойно протиснулся в свободный угол и сел в нём на пол, стараясь вслушаться в беседу, которой был увлечён стихийно собравшийся народ:

 

– А вдруг человек это всего лишь модифицированная обезьяна со встроенной функцией самопознания?.. – воскликнул смм‑щик Митя.

– Человек и обезьяна – не могут иметь ничего общего, – возразил поэт Саша Чу.

– Почему это не могут? – как будто взвешивая каждое слово, высказал своё мнение айтишник Марат, – На базе обезьяньего организма провели эксперимент по расширению функций, прописали новые программы, на основе биологических кодов. И всё.

– Это не могли быть обезьяны, – снова возразил Саша Чу, – это могли быть только инопланетяне, а сходство с обезьянами – сущая случайность. Допустим, обезьяны населяли Землю, но для эксперимента инопланетян совсем не подходили, потому они взяли свою сущность, просто сейчас она уже эволюционировала по собственному пути. И мы имеем то, что имеем.

– А почему ты исключаешь вероятность существования другого вида обезьян, который нам сейчас просто неизвестен, потому как мы из него эволюционировали по чьей‑то милости, – усмехнувшись в конце тирады, спросил Санчо.

– Нет слишком большое качественное различие, а некоторое внешнее сходство весьма условно. Для эволюции это более существенные различия, чем кажется простому, невооружённому взгляду, – ответил Саша Чу.

– Эх! – попытался разрядить обстановку Санчо, – Ты так категоричен, а обезьянкам может быть приятно с нами породниться. А ты, а ты… Ладно, сейчас принесу ещё зелья для веселья!

И Санчо отправился в соседнюю комнату, из которой вышел, звеня, трёмя бутылками некого питья без этикеток. По комнате разлился гул одобрения. Санчо стал разливать напиток в заранее подготовленные каждым стопки.

Фёдору подумалось, что у него какое‑то аффективное стремление к коммуникации, и он вмешался в разговор:

– А зачем инопланетным цивилизациям создание человека в нынешнем его виде? Ну, вот, зачем?

– А мало ли зачем! Мы всего не можем знать, да и не должны знать! – ответил Саша Чу.

– Игрушки что ли? – рассмеялся Санчо.

– Это почему же творениям нельзя знать замысел творца? – тоже возразил Роман.

– Шутка творца, – заулыбался Митя.

– Только марионеткам никогда не узнать, кто они и для чего, потому что каждый их шаг кем‑то продуман, – грустно произнёс Витя.

– Вот, теория марионеточества, как раз подтверждает инопланетное искусственное происхождение человека! – с запалом выпалил Марат.

– Ну, извините уж, а быть марионеткой, никакого желания нет, – твёрдо и уверенно произнёс Ваня. – Вы как хотите, а я как‑нибудь по‑другому поживу.

– Вот для чего бы нас тогда сотворили, как вы утверждаете искусственно? – настаивал Фёдор.

– Предназначение у всего есть. И у природы, а тем более, что всё взаимосвязано, но и все искусственные виды, что выводит сам человек, тоже имеют какую‑то цель и назначение. – не унимался Саша Чу, вот в чём принципиальное отличие или особенность человека, там и нужно искать назначение, – думаю так.

– Тупо поржать вывели, что тут раздумывать! – рассмеялся Санчо.

И все остальные стали смеяться.

– Наливай! – сказал Игорь.

Разговоры сменялись кругами, звоном стопок и новыми клубами сигаретного дыма.

А Фёдор, сидя в углу, всё ещё думал: «Зачем?!» и тайком разглядывал Лару, которая почти не принимала в беседе никакого участия, пила мало, как он отметил, но на него совсем не смотрела.

– Ну, вот и зачем она сюда пришла, – подумал Фёдор. Вон ей улыбается красавчик барабанщик Витя, и она улыбается ему в ответ. Неужели, она пришла из‑за него?! Понятно, что за ним куча девок вечно таскается. Неужто и она попала на его крючок? – резкая волна ревности поразила Фёдора и он стиснул зубы и зло посмотрел на Витька. Кулаки Фёдора невольно сжались. Но, вот, уже к Ларе наклонился и стал что‑то шептать этот тёмный Марат. Девушка слегка рассмеялась, прикрыв рот ладонью. Фёдора разрывало на части. А тут ещё этот Марат взял Лару за руку и вышел с нею на кухню. Никто из присутствующих, казалось, этого не заметил. Фёдор две минуты сражался со своей яростью, фантазия тут же рисовала у него в голове картины того, чем могут заниматься Лара и Марат на кухне. Он не выдержал и тоже поднялся с пола, направившись на кухню. Его одёрнул Санчо:

– Ты куда?

Фёдор не в состоянии был ответить что‑то вразумительное и только промычал нечто, кивнув головой в сторону кухни.

– Да, ладно! Они сами там справятся! – пошутил, довольный своей шуткой Санчо.

Но Фёдор уже не обратил на эту злую шутку друга никакого внимания, отдёрнул руку и пошёл на кухню, на ходу бросив, нейтральную фразу: