Боги умирают в полночь

Сейчас, молясь о здоровье этого парня, ко мне пришло знание того, что ему очень больно. В этот момент вернулся Олег.

– Бог сказал мне, что ему очень больно, и он очень страдает.

Олег посмотрел на раненого, тот был без сознания.

– Он в отключке и не может чувствовать боли. Вот как придет в себя тогда да, волком завоет.

– Нет, ему больно, я это чувствую.

Олег посмотрел на руки и ноги парня.

– А ему и правда больно! – сказал Олег, – смотри, видишь, здесь венка в двух местах бьется? А должна только в одном. Ладно, давай, вкати ему обезболивающего.

Я сделала парню укол в вену, мне нравилось тыкать в людей иголками, и никогда это не надоедало, ведь нет лучшей практики, чем практика на живом человеке. Пару лет назад Олег приволок мне из больницы списанный симулятор для интернов, к нему я уже давно не прикасалась.

– Гляди‑ка, перестала биться! – сказал Олег спустя некоторое время, – он взял фонарик и начал светить ему в глаза. – Сейчас в себя придет!

Так и случилось, минут через пять парень пришел в себя.

– Сильно болит? – спросил его Олег.

Парень в ответ только помотал головой из стороны в сторону, нет мол.

Теперь Олег начал допытываться что же еще я умею. А я больше ничего не умела. Я просто чувствовала чужие эмоции. Это все. Но и это было очень много для меня, потому что я решила, что это маленький, но божий дар.

 

Ни Дядя Олежа, ни тетя Марина, по сути, не верили в бога, хотя говорили, что вроде бы как верят. Тетю Марину просто так приучили с детства, потому что родители были верующими. А Дядя Олежа навидался столько чудес, неподдающихся науке и медицине в частности, что считал, что какая‑то высшая сила все же есть.

Наташка же наотрез отказывалась от идеи существования бога, и постоянно пыталась меня разуверить.

– Я не понимаю, как ты можешь верить в то, чего не видела? – говорила она, пытаясь достучаться до меня.

– Мне и не надо видеть. Я его чувствую, этого вполне достаточно.

– Как ты его чувствуешь? На что это похоже?

– Я не могу это описать, я просто знаю, что он есть. Ты вот знаешь, что тетя Марина тебя любит?

– Знаю.

– И тебе ведь не нужны для этого какие‑то доказательства или проявление чувств. Ты просто это знаешь, где‑то там внутри твоего мозга есть простое знание того, что она тебя любит.

Наташка смотрела на меня сощурив глаза.

– И ты прям вот так знаешь, что он есть?

– Да.

– Даже когда он тебе не помогает?

– Он и не обязан мне помогать, он не джинн в бутылке, а создатель. Кроме того, я не должна грешить, должна вести праведную жизнь, и тогда он будет мне помогать. А я столько всего плохого сделала в жизни из‑за того чем занимается мама, что теперь расплачиваюсь. Так что то, что бог не всегда мне помогает вполне нормально.

– Ты же ведь и сейчас занимаешься чем‑то не вполне законным с папой в гараже, это ведь не праведная жизнь?

– Я не делаю ничего плохого, напротив, я помогаю лечить людей.

– Ага, только эти люди не идут в нормальную больницу!

– Мне все равно, чем они занимаются. Мне не все равно, чем занимаюсь я. И бог всех судит по их деяниям, а не по чужим. По божьим законам я не являюсь соучастницей.

Наташа не находила что ответить. Пусть я и мало говорила, но если говорила, то по делу. Проходило какое‑то время, и она снова приставала ко мне с расспросами, и снова пыталась меня разуверить.

– Если бог есть, почему тогда идут войны? Почему умирают дети и хорошие люди? И почему плохие люди живут припеваючи?

– Я не знаю, – спокойно отвечала я, – да, плохие вещи случаются, и если бог их не предотвратил, значит они зачем‑то нужны. Если я не понимаю каких‑то вещей, это еще не означает, что бога нет. Я все равно чувствую его, и знаю что он есть.

Бог был для меня чем‑то больше чем просто создателем и блюстителем христианских законов. Он был моим другом. Когда‑то Давид сказал мне, что без веры жить очень тяжело. Тогда я не поняла его слов, сейчас понимала очень хорошо.

Когда мама с Гогой пропадали на несколько дней, и я не могла до них дозвониться я чувствовала себя брошенной, потерянной, я не знала вернутся ли они. Я не знала как буду жить без них, я ничего не знала и мне было так страшно, что я даже плакать не могла. Страх парализовал мое тело, и я сидела возле окна в полной темноте часами. Я выглядывала их как собака хозяина. Однажды я просидела так сутки, я вообще не вставала со стула. Я описалась и не почувствовала этого. И вот мама с Гогой все же вернулись, я вышла из ступора и со слезами кинулась на маму. Она заметила мои мокрые штаны и начала кричать на меня, Гога начал защищать меня, и как всегда начался скандал. Мне было десять лет.

С того момента как я обрела бога я больше никогда не была одна, со мной всегда был мой друг бог. Когда мне было страшно, я разговаривала с ним вслух, и мне казалось, что он меня слышит. Нет, я была уверена, что он меня слышит, что он отложил все дела и слушает меня. Благодаря этому я переставала чувствовать себя одинокой. Вся планета могла бы вымереть как динозавры, но если со мной был бог, то я не была одна, и мне было не так страшно.

Так как мама приучила меня к тому, что своими чувствами и мыслями делиться ни с кем нельзя, то я и не делилась. Но иногда во мне вырастала потребность в том, чтобы излить все это. Когда Гога был рядом, я делилась с ним, а когда не было, я делилась с богом. С ним я делилась самым сокровенным. Я знала самую главную истину – если со мной бог, значит я не одна.

Пока мы жили в Грузии, я читала всякую православную литературу, но она мне быстро надоела. Однажды я пыталась осилить Библию, но текст оказался слишком сложным для меня, а шрифт очень мелким, и я не прочла и десяти процентов. Так как в церковь я ходила крайне редко, а если и ходила, то ни с кем там не общалась, то в общем‑то я и не знала всех христианских канонов. У меня в голове создалось свое видение бога и христианства в целом из совокупности той информации что я имела. Я выдумала свои собственные правила общения с богом, праведной жизни и многого другого, и жила по этим правилам. Я не скажу, что они слишком отличались от настоящих, но разница была.

Я помню как Гога однажды сказал мне, что для того чтобы верить в бога достаточно одной веры. Для этого не обязательно ходить в церковь и следовать всем мельчайшим правилам. Все эти правила выдумали люди, и в Библии о многом прямо не сказано, так что я решила, что у меня есть некая свобода мысли. Ведь главное было то, что я знала, что бог есть.