Боги умирают в полночь
Я лежала в кровати с головой укрывшись одеялом, и решила поговорить с богом. Даже если его не существует, или он меня не услышит, от меня ведь не убудет. А вдруг он и правда есть? Тогда ведь можно просить у него всякие разные вещи. Например, попросить его, чтобы Гога не уходил. И я начала просить. Во время своей «молитвы» я так сильно хотела, чтобы он остался. В тот момент я хотела этого больше всего на свете. Я сказала богу, что если он выполнит эту мою просьбу, то я торжественно обещаю в него верить и вести праведную жизнь.
Следующим утром Гога жарил сырники, уже одетый.
– Ты сказал, что не будешь меня обманывать, если я спрошу, ты ответишь мне честно?
– Конечно дэдико, я же пообещал.
– Ты уйдешь от мамы?
Гога опять растерялся, но уже начал привыкать к тому, что я задаю вроде бы и простые, но с тем же очень сложные вопросы. Он отставил сковороду с недожаренными сырниками на другую конфорку и сел рядом со мной. Мама никогда так не делала, она никогда не прерывала своего занятия разговаривая со мной, даже если разговор был о чем‑то важном, как сейчас.
– Почему ты об этом спрашиваешь?
– Вы вчера ругались, и обычно все ругаются, а потом уходят.
– Я много лет знаю твою маму, я знал ее еще до тебя. Я люблю ее, всегда любил, и всегда буду любить, и поэтому не уйду. Тем более ей нужна помощь с тобой.
– По‑моему я и так не доставляю ей особых хлопот.
– Это правда, ты очень послушная девочка, ты умница дэдико. Просто она не умеет быть мамой. Надеюсь, что хоть у меня получится быть папой. Ты хотела бы, чтобы я был твоим папой? Мама разрешит, это точно.
Я кивнула головой и закрыла глаза. В тот момент я принесла богу клятву верить в него и вести праведную жизнь.
– Ты можешь отвести меня в церковь? – спросила я, открыв глаза.
– Конечно дэ. Мама водила тебя раньше в церковь?
– Нет. Она наверное не знает, что там живет бог. Я хочу сходить к нему в гости.
– Знаешь, наша религия немного отличается от вашей. Нет, религия одинаковая, сама церковь немного другая, но это неважно, бог ведь везде один. Но в доме у бога, в церкви, есть свои правила поведения, я тебя научу. Давай сейчас позавтракаем и сходим в монастырь, здесь недалеко есть.
Монастырь был старинным и очень красивым. Я никогда не видела что бы картины рисовали прямо на стенах, Гога посмеялся надо мной и сказал, что это не картины, а фрески, и что изображены здесь святые. Он научил меня креститься, ставить свечки и даже русской молитве «Отче наш».
Я поблагодарила бога за то, что он меня услышал, да и за то, что он вообще существует, но сказала, что в гости приходить буду редко. Мне не понравились церковные устои, они отвлекали меня от главного. Тетя Света говорила, что в храме чувствуешь присутствие бога, и мне очень хотелось это ощутить, но я все время боялась, что сделаю что‑то не так и уже рада не была, что пришла туда.
– Гога, а для того чтобы верить в бога обязательно нужно ходить в церковь?
– Нет, для веры нужна только вера.
В ближайшую пятницу я проснулась под утро от того, что Гога взял меня на руки.
– Нам что надо уходить? – сонно спросила я, – скажи что ты поедешь с нами.
– Нет, мы едем в Батуми, на море, я же тебе обещал, – Гога положил меня на заднее сиденье автомобиля, укрыл легким одеялом и поцеловал в лоб. – Спи дэдико, а когда проснешься мы будем уже на море.
Я взяла его большую ладонь и прижала ее к своей щеке. Через пять секунд я снова провалилась в сон. Проснулась я от звука голосов, мама с Гогой говорили негромко, но этого было достаточно для того чтобы я проснулась, у меня всегда был чуткий сон.
– Я правда пыталась, – говорила мама, – я всеми силами пыталась ее полюбить. И знаешь, я даже любила ее, первый год точно. А потом она изменилась, она начала меня передразнивать. Она все за мной повторяла. Однажды она накричала матом на моего бывшего. Мы с ним поссорились, он собрал манатки и почти ушел. Ритка загородила собой входную дверь и начала орать какой он мудак, и что это он меня не достоин, и все в этом духе. Он отпихнул ее и вышел.
Я тогда себя со стороны увидела, потому что она повторяла за мной. Я в каком‑то журнале читала, что маленькие дети копируют всех из своего окружения, а в ее окружении постоянно была только я. Ей тогда года два с половиной было. Знаешь как это ужасно? Это как в кривое зеркало смотреться. Она настолько хорошо меня копировала, что я, ненавидя себя, возненавидела ее.
Мама заплакала. Она часто плакала в последнее время. Однажды я спросила почему она плачет, и она закричала, что из‑за меня, что я виновата во всех ее бедах. После этого я делала вид, что не замечаю маминых слез, хотя мне всегда хотелось обнять ее, пожалеть, и спросить на какое место надо подуть, чтобы перестало болеть.
– Так в чем ее вина? – спросил Гога.
– Ни в чем, ее – ни в чем. Я плохая мать, а она своим присутствием каждую секунду напоминает мне об этом.
– Так может, стоит измениться?
– В том‑то и дело, я не хочу меняться. Я себя устраиваю, а она не стоит того чтобы я ради нее менялась!
– Из твоих слов выходит, что не ради нее, а ради себя.
– Не хочу. Ничего не хочу. Я просто хочу быть счастливой. С тобой я счастлива, – мама повернулась к Гоге и погладила его по щеке. – И Ритка в тебя смотри как вцепилась, может ей просто не хватает отца.
– Ты кстати так и не сказала кто ее отец.
– Не хочу. Ты перестанешь меня любить.
– Ты столько в жизни дерьма натворила, и я все равно люблю тебя. Так что валяй, одним дерьмом больше, одним меньше, невелика разница. Так кто ее отец?
– Не знаю, – мама приоткрыла окошко и закурила, – не знаю я кто ее отец. Я даже не помню, что спала с кем‑то, прямо мать его непорочное зачатие. У меня тогда никого не было. Если сводить сроки с дикой попойкой, на которой я могла напиться до беспамятства и забыть что с кем‑то переспала, то это был новый год. Я мало помню, и людей тех почти не знала. Меня пригласил один мужик, у нас с ним тогда были дела. Я вообще не сразу поняла что беременна, и верить в это отказывалась. Мне врач на УЗИ тычет в экран и говорит что это мой ребенок, а я смотрю на экран и все равно ей не верю. Я не верила даже когда живот начал расти. Только когда она начала шевелиться до меня дошло, что это не шутка. Вот такая я блядина, можешь не любить меня.
Мама отвернулась от Гоги и уставилась в окно, а он как засмеется. Он смеялся так, что остановил машину, даже мама потом уже начала смеяться. Я решила, что могу сделать вид, что проснулась от их смеха, потому что уже хотела в туалет.
На море было замечательно, и те три дня, которые мы там провели втроем, как настоящая семья навсегда остались в моей памяти.