Боги умирают в полночь

Батюшка молча смотрел на меня. В этот момент в церковь вошли Гога с мамой, у обоих были красные от бессонной ночи глаза. Гога увидел меня, подошел и взял меня на руки. Он так крепко прижимал меня к себе, что мне стало больно, прямо как тогда, в наш с ним первый завтрак.

– Никогда так больше не делай, – говорил Гога, целуя меня во все места на лице, куда попадет.

Мама просто стояла рядом. Батюшка отвел ее в сторонку и что‑то ей говорил.

– Поехали домой, – сказал Гога, когда мама с батюшкой вернулись.

– Я не вернусь домой. Я там лишняя, – уверенно сказала я.

В церковь начал заходить народ к утренней, и мы вышли на улицу. Я подошла к батюшке и от всего сердца поблагодарила его за то, что вчера он не бросил меня. Потом он ушел, а я вернулась к Гоге и повторила то, что уже сказала – я не вернусь домой. И тут совершенно неожиданно мама подошла ко мне и обняла. Она обнимала меня и плакала. Она много всего говорила, как ни странно не обвиняла меня, а говорила что она плохая мать, что у нее ничего со мной не получается и вообще она неудачница, но у нас есть Гога, который и за маму и за папу. Говорила, что она будет стараться. Я молчала и не верила ей.

Моя мама человек момента, она искренне верит в то, что говорит в определенный момент, потому что действительно чувствует это, но через час мнение ее, как и чувства, могут измениться, и обещания данные в момент раскаяния уже не значат ровным счетом ничего. Когда я была маленькая я очень любила, когда мама была в «хорошем моменте», с ней было интересно и весело. Но со временем я научилась эти моменты игнорировать, потому что они давали мне ложную надежду.

– Как вы меня нашли? – спросила я у Гоги, когда села в машину.

– Мы знали, что ты могла пойти только в церковь, объездили все в округе.

Я подумала о том, что на будущее надо бы мне быть менее предсказуемой.

Дома я помылась и поела, оделась и начала собирать сумку. В комнату ко мне вошел Гога и закрыл за собой дверь.

– Рита куда ты собираешься?

– Я уже сказала, я здесь лишняя.

– Не слушай ты свою мать, она сама не поняла, что тогда ляпнула и уже раскаивается в этом.

– Если честно я так и не поняла, почему она тебя ко мне ревнует, я знаю что ты любишь ее больше чем меня. Но дело не в этом. Гога, я ведь тут и правда лишняя. Если я уйду всем будет только лучше, по‑моему, мы все это понимаем.

– Ты говоришь глупости, ты маленькая, куда ты пойдешь? Как ты жить собираешься без денег?

И тут я впервые задумалась, и правда, куда и как? Я не знала. Я растерялась. Вчера я приняла самое важное и тяжелое решение в своей жизни. Я готова была отказаться от Гоги, человека заменившего мне и отца и мать и друзей, и… я не могу уйти!!! Я села на кровать и зарыдала. Но горе мое длилось недолго, я не успела впасть в отчаяние и переварить свое бессилие, в комнату ворвалась мама.

– Уходим! Менты! Бегом!

Несмотря на то, что я только что собрала сумку я машинально достала из‑под кровати сумку «для отхода», в ней была одежда, белье, обувь, миллион документов на разные имена, оружие и деньги. Я бездумно надела на оба плеча обе сумки и выбежала в коридор. Я видела, как мама на кухне поливает все кислотой, следом Гога разбрызгивал что‑то из баллончика.

– Помощь нужна? – спросила я.

– Нет, мы тут сами, – сказал мне Гога не оборачиваясь, – иди вниз, заводи машину и жди, мы через две минуты.

В прошлом году мы два месяца жили в дикой глуши в тайге, ближайший населенный пункт в сорока восьми километрах. Тогда надо было основательно залечь на дно. Делать было нечего, и Гога научил меня вождению автомобиля, мне это нравилось. Потом, когда мы вернулись в Москву, мы с Гогой иногда выезжали ночью за город, и я гоняла по пустынным шоссе полночи.

Сейчас я сидела в машине и мысли у меня были только о крупной сумме денег лежащей у меня в сумке. Я уже и забыла об этих деньгах. С того момента как мы вернулись в Россию из Грузии все наши «отходы» были плановыми, и моя сумка хоть и лежала под моей кроватью на всякий пожарный случай, забирала ее всегда мама.

Раньше я никогда не думала о деньгах. Я никогда не слышала фразы, которую миллионы родителей говорят миллионам детей по всему миру в магазинах «мы не можем это купить, потому что у нас нет денег». У нас всегда были деньги, и никогда не было с ними проблем, мне всегда покупали все, что я хотела.

Однажды я видела по телевизору как мордатый политик говорил, что Россия бедная и у народа нет денег, он говорил о пенсионерах, которые не могут купить себе лекарства, что у людей нет денег на еду. Я тогда была очень удивлена этому заявлению. Я никогда не думала о том, откуда берутся эти самые деньги. Я тогда спросила об этом у мамы. Она сказала, что люди работают, но зарабатывают мало. На вопрос, почему мы зарабатываем много, мама сказала, что цена за наши материальные блага – это наши жизни, спокойствие и нормальность. Мне тогда было лет пять, и я ничего не поняла, но спрашивать не стала, потому что маму раздражали все мои «почему». Сейчас я поняла каждое слово сказанное ею тогда.

Все мои мысли были о деньгах в моей сумке. Мне хотелось просто забрать сумку и уйти. Когда я уже решилась это сделать, и даже открыла дверцу машины, из подъезда выбежали мама с Гогой.

 

Мы уехали в тот дом в тайге. По пути я спала, и мне снился сон будто я одна и со мной большая собака, она мой лучший друг и мы живем с ней вдвоем в лесном домике. Проснувшись, я решила, что тихо уйду, заберу свою сумку с деньгами, и поселюсь где‑нибудь в тайге, и меня больше никто и никогда не найдет.

Мечты мои разбил Гога, когда я уже собиралась сбежать, побег был запланирован на завтрашнее утро. Гога вероятно приметил, что я что‑то замышляю, и повез меня рано утром на рыбалку.

– Я вижу, что ты что‑то замышляешь, – сказал Гога спокойно, снимая длинную блестящую рыбину с крючка.

– Не понимаю о чем ты говоришь.

– Понимаешь. Рита, давай поговорим как взрослые. Ты ведь уже девушка, так давай поговорим с тобой как два взрослых человека.

– Хорошо. Говори.

– Я думаю, что ты намечаешь побег, а потому забрал деньги из твоей сумки.

– Это нечестно! – закричала я, – зачем я вам нужна? Вы только ссоритесь с мамой из‑за меня. Я тебе уже говорила – я здесь лишняя.

– Это не так. Рита, ты не права, мы любим тебя и переживаем за твое будущее.

– Ты может и переживаешь, а маме точно наплевать. Дядя Олежа прав, я дикая, и это из‑за той жизни, которой мы живем. Я хочу жить как все другие – нормальные люди. Гога, больше всего на свете я хочу быть нормальной, как все. Я догадываюсь, что там, за пределами нашего затворничества есть другая жизнь, где дети ходят в детский сад, ходят всю жизнь в одну школу, и не имеют кучи документов на разные имена.

– Давай все обсудим с мамой и что‑нибудь придумаем, все вместе найдем какой‑нибудь выход.

– Ты и сам знаешь, что ради меня мама не будет менять свою жизнь. Просто отпустите меня.