Брак по любви

– Chood, – сказал Ариф, скептически качая головой. – Chood.

По какой‑то причине ему удавалось ругаться по‑бенгальски в присутствии отца. По‑английски он на это не отваживался.

– Возвращайся в колледж, – быстро, почти тревожно сказал Шаокат. – Возможно, тебе придется пересдать пару выпускных экзаменов, зато потом ты сможешь наконец поступить в приличный университет. Как насчет бухгалтерского дела? В детстве ты любил математику, так быстро считал… – произнес он с нежностью, но потом: – Уму непостижимо, почему ты зарываешь в землю свои способности.

– Бухгалтер, – поморщился Ариф. – Бухгалтер или врач, так? Вот и весь выбор.

– Предпочитаешь технологии? – резонно спросил Шаокат. – Ты утверждаешь, что создаешь приложения. Почему бы не делать это как следует? Получи диплом по информатике. Уверяю, ты не будешь подвергаться преследованиям из‑за своего имени.

Ариф взорвался:

– БУХГАЛТЕР! ВРАЧ! ЯЙЦЕГОЛОВЫЙ ИНДИЕЦ‑АЙТИШНИК! НИЧЕГО ИЗ ЭТОГО Я НЕ ХОЧУ!

– А чего ты вообще хочешь? – Ясмин вскочила, едва не срываясь на крик. – Что с тобой не так? Разве ты не видишь, что Баба пытается помочь?

– Помочь? Это он‑то? Он знает, почему у меня плохой диплом. Знает. Еще и попрекает меня.

– Ариф, это не так, – возразила Ясмин. – Ты всё выворачиваешь наизнанку.

– Хватит, Мини, – сказал Шаокат. – Не нужно горячиться.

Ясмин села и посмотрела на свои ладони.

– Когда я женился на вашей матери, мне было двадцать три, – сказал Шаокат. – На год младше тебя, Ариф. Только после этого я поступил в университет. Семь лет в Калькутте, чтобы выучиться на врача, а когда я прилетел в Лондон, то снова готовился к экзаменам. Мне было тридцать восемь, когда я получил первую настоящую работу – не временную, а постоянную. Я хочу сказать, сын мой, что впереди еще много лет. Ты злишься, потому что считаешь, что твоя жизнь потрачена впустую. Уверяю тебя, это еще не случилось. Выбери факультет и университет, а деньги я найду. – Он потер виски и закрыл глаза.

– Не дождешься, – сказал Ариф. – Я без того вечно выслушиваю, сколько денег ты потратил на мое образование. По‑твоему, я позволю тебе платить за еще один диплом? Чтобы всю жизнь потом благодарить тебя за то, чего я даже не хотел? А ты! Как насчет тебя? Ты утверждаешь, будто сделал себя сам и все такое, типа, роза из навоза, все своими силами… – Он размахивал руками, чтобы компенсировать свое косноязычие. – Но за все это заплатила мамина семья. Если бы не они, ты бы до сих пор разливал чай и подметал осколки глины.

В первую из двух семейных поездок в Калькутту Баба сводил их на Парк‑стрит, чтобы показать место, где когда‑то работал. Теперь его занимал лоток с джалеби, мучными спиральками в шафрановом сиропе, но вокруг было полно торговцев чаем, и Ясмин с Арифом пришли в восторг от бхар – глиняных чайных чашечек, которые, после того как допьешь, принято швырять себе под ноги и разбивать. Баба скромно и откровенно рассказывал о своем прошлом. И вот чем ему отплатил Ариф.

Ясмин свирепо уставилась на брата. «Заткнись», – одними губами произнесла она, показывая ему средний палец. Когда она снова посмотрела на Шаоката, он уже открыл глаза.

– И да и нет, – сказал Шаокат. – Возможно, ты забыл, что к возрасту шестнадцати лет я уже оставил чайное дело. Я занимался самосовершенствованием. За медицинский университет действительно заплатил мой тесть. Но я вернул этой семье все до последнего гроша. С процентами. Которые их вера не помешала им взыскать. Их инвестиция была надежной и безопасной.

– Инвестиция? – переспросила Ясмин. Она и не знала, что он вернул им деньги. Впрочем, он ведь крайне горд. – Потому что они увидели твой потенциал? Точно так же, как и Ма, когда вы познакомились.

– Да, конечно, Мини. Ты права. Как ты знаешь, именно так все и произошло. – Баба встал и отнес свой стул обратно к столу. Затем передвигал его, пока не добился, чтобы он стоял идеально ровно. – А теперь мне нужно кое‑что почитать. Ариф, ты можешь подумать над моим предложением или, если угодно, не раздумывая его отвергнуть. Но в течение месяца ты должен либо предпринять шаги к дальнейшему образованию, либо найти работу. Если не сделаешь ни того ни другого, пеняй на себя. – Повернувшись спиной, он добавил: – Подметай улицы, если придется. Все должны с чего‑то начинать.

 

Замзам

 

– Ну, куда вы ходили? О чем разговаривали? – Два дня назад Ясмин целый вечер с ужасом воображала предстоящее знакомство Гарриет и Ма, и вот уже допрашивает свою мать, словно та побывала на свидании!

– Смотри, – сказала Аниса, расстегивая молнию на нейлоновой хозяйственной сумке в красно‑синюю клетку, в которой предпочитала носить покупки. – Пицца! – Она с наигранным удивлением фокусника, достающего кролика из шляпы, вытащила четыре коробки. – Вот в этой много разных видов сыра.

Насколько помнила Ясмин, до сих пор пицца появлялась в доме всего однажды – тогда к ней в гости пришли белые одноклассники, и она потребовала на ужин английскую еду. Ей почему‑то было невдомек, что карри – не менее английское блюдо, чем пицца, и, вероятно, более вкусное.

– Ма, я правда хочу, чтобы ты во всем принимала участие – ну, я про свадьбу, – но мы с Джо не уверены…

– Свадьбу мы не обсуждали, – перебила Аниса. Очевидно, у них с Гарриет были более важные темы для разговора. Она включила радио на низкой громкости. Если Ма находилась в кухне, то радио непременно работало, и голоса журчали на заднем плане, словно вода.

– Мы не уверены насчет имама. Я знаю, что для тебя это важно. И для тетушек Амины и Рашиды, но…

– Когда ты была маленькой, я рассказывала тебе так много историй из Корана. Помнишь, как ты любила слушать? – Аниса расстегнула свои тяжелые золотые серьги и потянула себя за мочки ушей, как будто за годы они еще недостаточно растянулись. – Помнишь историю про Ибрахима? Как он разбил идолов в аккадском храме? Она была твоей любимой. «Разве он не боится, когда его бросают в горящий костер?» Ты всегда про это спрашивала.

– А ты отвечала: нет, он знает, что Аллах его спасет.

– Языки пламени превращаются в…

– Цветы.