Чесотка попугаев. О любви и не только. Очень женская проза

Жемчуг в две нитки душит. Не надо было надевать это ожерелье. Подобострастный холуй слоит «Шату Лафит» по стенке бокала. На лицах окружающих навсегда отпечаталась респектабельная скука и каждый из них превратился в эстамп собственной значимости, который заслужен по‑ разному: связи, деньги, блядство, и лишь у единиц каторжный труд. Нас объединяет несколько вещей: презрение к тому, что не мы и архаичность в своих притязаниях, напыщенности, галстуках, запонках и клатчах, машинах, духах и жратве. Даже самые изысканные вкусы, запахи, остроты и любые другие проявления жизни не добавляют пикантности. Мы пробовали все и это все раздражает. Сколько нам лет? На всех – вечность. Единственное, что возбуждает – сплетни. Я – не ухоженная женщина средних лет. Я – муха в паутине собственных комплексов, обязанностей и амбиций. Стены ресторана добротные, толстые, звуконепроницаемые. Мирок, в который невозможно попасть тщательно забетонирован со всех сторон размеренностью, устоями и мощной кирпичной кладкой. Бункер, а не мирок…

Но я точно знаю, что за стеной ночной клуб. И мое сознание там. Я этого не хочу, это помимо меня. Останки моей молодости, подергиваясь, агонируют. Я зависла где‑то в телепортационном канале… Кислотная музыка, врезающаяся в мозг, яркие вспышки света, многократно отражающиеся от зеркальных шаров, лишают напрочь зрения и слуха. Запах потных тел, жуткое месиво парфюмов всех мастей и кальяна, плывущие плотным облаком над залом, отбивают обоняние. Видимо навсегда. Зачем же мы раз за разом приходим сюда? Ааа, вот тут весь секрет! Остаётся только осязание. Тактильность – единственное ощущение, что на танцполе обостряется в десятки тысяч раз! Отключается контроль. Животные инстинкты берут верх. Оргия извивающихся существ набирает обороты с каждой минутой. Все хотят всех. Влажные и скользкие, худые и полные, с развевающимися волосами, открытыми в экстазе ртами, прикушенными губами, полураздетые, раскрашенные под боевую хохлому, но абсолютно счастливые в предоргазмическом моменте, структурные единицы толпы в едином порыве с отключенным сознанием, накаченные алкоголем, куревом и может быть чем‑то еще, мы выписываем феерические кренделя, сражаясь за место острыми локтями и коленками… и будем возвращаться сюда снова и снова. Снять напряжение мышц, мозга, все бремя вселенной со своих плеч, одуреть, отупеть, остановить эту чёртову планету хотя бы на этот миг и в этом месте, где мы первобытны и свободны от каких‑либо обязательств…

Да здравствует вакханалия ритмического обезглавленного безумия! Черт побери! Хотя бы ещё пару раз!

Ещё вина, мадам?

 

***

Нет, вы посмотрите, какая наглость! Какое самомнение! Маленькая дурацкая тарелка с нарисованным тюльпаном на дне возомнила себя не кем‑нибудь! А матадором!!! И решила, что имеет право втыкать в меня свои осколки как бандерильи!! Я даже в зеркало посмотрела, рогов у меня точно нет, кольца в носу тоже, но мычать страсть как хочется… Расцениваю это нападение как беспрецедентное хамство и нарушение целостности личных границ и барьеров! Разве нет??!

Парез небольшой, но глубокий. Почему – то эта боль приятна. С мазохистским удовольствием наблюдаю, как набухает ватка кровью. Нечто маленькое спружиненное и очень болючее, так долго до этого ноющее внутри, наконец, расправилось. Эдакий пружинный пульпит души. Жил, сволочь, где‑то в области солнечного сплетения. Мерзенько так поджирал мои эфирные внутренности. Тихой сапой, знаете. А сейчас распрямился во весь рост. И нуждается в экстирпации. Вот, придумала новый вид хирургического вмешательства – «экстирпация гнилостного душевного пульпита». Самой смешно.

А вы в курсе, что после операций подобного рода жизненно необходимо орошение талой подсоленной водой? Теперь в курсе. Настоятельно рекомендую. Именно талой, так как эти слезы есть замороженные подавленные эмоции, копившиеся день ото дня – обиды, ревность, сожаления, непрощение, жалость к себе, страх, трусость и нелюбовь, любовь, неумение благодарить, неуважение… много их.

Талая, подогретая до температуры тела, вода с нужным электролитным содержанием и кислотностью как весенний дождь смывает все кровавые корки с моего внутреннего мира. Классно! Стало легче дышать. Оттолкнуться от фибринового сгустка на ладони и плыть в новую жизнь!

Может, и правда, у тарелки все в порядке с самомнением?

 

***

Пятнадцать лет в одном офисе. Ни убавить, ни прибавить. И все эти годы искрит. На этой почве ежедневные стычки. И вот, наконец, конгресс, отель, чужой город, синь и стынь за окном. «Иди ко мне». Требовательно так. Будто само собой разумеется. Ее взгляд в упор. Долгий. «Давай побережем друг друга». Он откинулся на спинку кресла. Глаза мелкие, лицо тяжёлое. «А знаешь, даже и не поэтому. Не будем портить впечатления». И вечер, и коньяк в тот день были великолепны.

 

***

Она потрясающая! Я готов смотреть на нее часами. Как, чуть высунув язык, аккуратно выводит сочинение в тетради или, задумавшись, над очередным алгоритмом на алгебре, легким движением убирает челку со лба. У нее глаза цвета спелого крыжовника. Веселые веснушки на скулах. Трогательно так. Губы красит перламутровым блеском. Чуть с рыжинкой. Ей идет. Она выше меня. Не слишком, но видно. Меня это убивает. Я так хочу быстрее вырасти. Мама говорит, что мальчики позже вытягиваются, и мне не в кого быть маленьким. Отец под метр девяносто. Но ждать некогда. Мне шестнадцать, и все никак. А она не смотрит на меня. Я всеми силами пытаюсь завладеть ее вниманием. Курю, выучился на гитаре играть, хочу набить тату.

Меня родители точно скоро грохнут. Папа говорит, что я девиант великовозрастный. Будто сам никогда не был в моей шкуре. И вообще, я уже перерос всяческое обсуждение своей жизни с предками. Хватит! Мое тело – мое дело! Тату набил. Тигра на одном плече и крест викингов на другом. Круто смотрится. Правда по закону, только с восемнадцати можно без согласия родаков. Но я нашел чувака, и он мне сделал. Ну погноилось чутка. Не портак, и ладно. Шнурки со мной три недели не разговаривали. Ну что ж, война, так война. Похер, вообще. Я ждал физры как дня рождения. Вышел без футболки бегать. Типа жарко. Препод прифигел, конечно. И замечание влепил. Про директора гундел. Ну и…с ним. Пацанам понравилось. И ЕЙ понравилось! Я был счастлив. Ну, и под шумок, погулять пригласил. А она сразу вся холодная такая, типа, ты кто ваще, чтобы я и с тобой?! Фыркнула так надменно. Я на физре видел, как она лифчик поправляла. С пушапом, грудь, видимо, маленькая. Чуть с ума не сошел, спать потом не мог. И родинка под ключицей у нее. Мужики наши говорят, типа она еще ни разу. Ни с кем. У нас в классе все девчонки уже, а она, вроде как, нет еще. Вот бы… Хотя, чего уж там… Анриал, конечно. Жизнь говно вообще. С телками мутить не хочу, а с ней, капец как. Еще с черепами терки вечные. Мать визжала, когда по физике очередной неуд приволок, как резаная. Типа, будешь дворником. Вообще из дома валить надо. На работу устраиваться и у кореша какого‑нить залечь.