Честь имею. Крах империи

Не обращая ни малейшего внимания и не останавливаясь возле досок объявлений, по Чернавинскому проспекту вдоль московских торговых рядов в сторону реки Омь неспешно шёл поручик Свиридов. Поравнявшись с магазином «Н. Н. Машинский», что на углу проспекта и улицы Госфортовская, он чуть ли лоб в лоб не столкнулся с княгиней Ларисой Григорьевной Пенегиной, вышедшей из магазина с коробками в руках.

– Княгиня?! Лариса Григорьевна?! Простите… сегодня необычайно много народу… задумался… и вот… такая оказия… – стесняясь взглянуть на девушку, робко проговорил Свиридов.

– Да‑да… Хотя… что это я. Вы меня извините! Я сама… с коробками… вот… пробираюсь! Много народу… да, очень много! – наливаясь румянцем, ответила Лариса.

– И в магазинах, верно, тоже очень много? – спросил Свиридов.

– Очень, очень много! Все толкаются, очереди большие! Насилу купила подарки, даже удивляюсь, как не раздавили, страсть, какая большая давка. Все куда‑то торопятся, бегают, чуть ли с ног не сбивают.

– Вот и я такой же! Чуть было не сбил вас с ног, княгиня. Простите за мою неуклюжесть.

– Что вы, что вы! – осознав, что сказала лишнее, ещё сильнее зардела Лариса. – Это я неуклюжая. Налетела на вас коршуном.

– Ну, какой же вы коршун, Лариса Григорьевна? Вы птица счастья! По мне, прям, сразу же и мороз не мороз, как увидел вас, – ответил Свиридов, и тотчас почувствовал не меньший прилив крови к своим щекам. Понимая, что их жар может увидеть княгиня, и сочтёт это за слабость, естественную лишь для дам, но недостойную мужчины, слегка опустил голову и стал обвинять мороз в своём румянце. – Хотя пощипывает, что уж тут кривить душой! Особенно холодно нынче! Морозно! Чувствую, как щёки горят! Хотя, вот… всё равно решил пешочком до полка.

– Да, морозно! – ответила Лариса, стесняясь взглянуть на Свиридова.

– Знаете ли, Лариса Григорьевна, спешить особо не куда, а всё ж таки в полк нужно. Там намечаются мероприятия по случаю сочельника и Рождества Христова, надо проследить, как оно всё идёт и, как вы понимаете, много чего подготовить, – сваливая на голову девушки свою растерянность, вызванную неожиданной, но приятной для него встречей, и наговаривая много лишнего, мало интересного ей, выговаривался Олег Николаевич. Затем вдруг резко умолк, смутился и потупил взгляд.

Молчала и Лариса. Замерев, она отрешилась от окружающего мира и видела только его – Свиридова, и его голос звучал в ней и уносил далеко‑далеко от этого места, от города и даже от зимы, уносил туда, где только он и она. В своих мыслях она много раз рисовала встречу с Олегом, именно Олег называла его, – без величания по отчеству и упоминания воинского звания, но чтобы встретить так вдруг – внезапно, об этом она даже не могла мечтать.

Они давно не виделись и стали отдаляться. Последняя их встреча была в день открытия выставки, поэтому оба сильно смутились и забыли, что когда‑то обращались друг к другу на «ты» и по имени. Но, видимо, перед Рождеством действительно оживают волшебные сказки и мечты превращаются в реальность, и её мечта претворилась в жизнь. Он и она рядом и одни, и никого другого, кто мог бы разорвать тонкую нить, связавшую их, с ними нет!

Лариса приподняла голову и посмотрела на Свиридова взглядом, просящим от него чего‑то необычного, хотя бы подобного тому, что рисовало ей её воображение, но Олег понял её ожидание как упрёк в затянувшемся молчании и вновь стал произносить, как он сам прекрасно понимал, абсолютную нелепость.

– Я, видите ли… понимаете ли, княгиня, вот… тут шёл и вот… вас увидел. Вот… и, знаете ли, очень рад, что увидел вас, вот… Лариса Григорьевна. А вы, верно, домой, княгиня?

– Да, купила подарки… – войдя из сказки в реальность, ответила Лариса.

– Вот и прекрасно, значит, вместе, – постепенно снимая с себя смущение, проговорил Свиридов. – Вы не возражаете, Лариса Григорьевна.

– Буду признательна, господин поручик, – с новой силой вспыхнув румянцем, ответила Лариса, подумав, – Ну, зачем? Зачем так официально я разговариваю с ним? Это глупо! Ведь мы же друзья… и давно! И я, вероятно, даже люблю его!

Ехали в пролётке, Свиридов сидел рядом с Ларисой и рассказывал ей легенду о Христе:

«Когда‑то Христос, путешествуя с учениками по земле, пришёл к вечеру в одну деревню на ночлег. Постучался в одну избу, его не пустили, попросил ночлег в другой – прогнали, в третьей собаками травили, в других то же самое… Подошёл к последней бедной избушке на краю деревни, где жил бедняк, имевший всего одну коровёнку. Этот человек вышел из избы, поклонился Христу и его ученикам до земли, обмыл им по тогдашнему обычаю ноги, принёс каждому по чашке молока, краюху хлеба и сказал:

– Кушайте с Богом, простите, что мало, больше нет, а я пока сено принесу для вашего ночлега.

Наутро Христос ушёл с учениками от гостеприимного хозяина и из деревни. На выгоне, откуда ни возьмись, вышел к ним серый волк и обратился к Христу:

– Я голоден, Господи. Где мне поесть?

Христос ответил:

– Ступай в последнюю избу, там, у мужика корова есть, зарежь её, вот и будет тебе еда.

Ученики в негодовании.

– Господи, что ты делаешь? Один добрый человек нашёлся в деревне, нас угостил, чем Бог послал, спать уложил, а Ты у него последнюю коровёнку отнимаешь!

Маловерные вы, маловерные! – ответил Христос. – Чем здесь хуже, тем там лучше! Чем тяжелее мужику будет здесь, тем большей сторицей он будет награждён на небесах!».

Лариса сидела в задумчивости, а Свиридов недоумевал: " Я что‑то сказал не то?» – спрашивал он себя.

Проехали метров сто, когда Лариса, разомкнув губы, проговорила:

– А я не понимаю Его слов: «Чем здесь хуже, тем там лучше!» – Какая радость мужику от того, чего он не знает, что для него неведомо? Он живёт сейчас, и сейчас ему содержать и себя и семью. А волк пришёл, зарезал последнюю коровёнку, семья умерла от голода. Он укоротил людям жизнь! Какое мужику благо от горя – смерти жены и детей?

– Я полностью солидарен с вами, Лариса Григорьевна, – проговорил Свиридов. – Данная легенда, уверен, вовсе и не легенда, а выдумка святош, направленная на то, чтобы обирать людей, подчинить их разум своей воле, с целью вкусно есть, пить, сладко спать и купаться в роскоши. Личные прихоти попов превыше всего. Даже Бога они видят, не как Господа, а как слугу своего, приносящего именем своим хлеб на золотом блюде и вино в золотом кубке!

«И всё‑таки мне не понятно, с какой целью он рассказал эту легенду?» – мысленно пожала плечами Лариса.

А Свиридов просил ею прощение у Ларисы за своё долгое отсутствие в доме Мирошиных, где век назад, как казалось Ларисе, он поцеловал её руку.

Попрощались у дома полковника Пенегина, стоящего поблизости от полка.

Сердце Олега Николаевича пело, а у княгини Пенегиной сжималось от заполонившего его сладостного чувства, впервые родившегося ещё летом, а сейчас приблизившегося к той высоте, которое боялась назвать своим именем – любовь, так как ещё полностью не осознала, что с ней происходит.