Чужая невеста. Запрещенная книга

– А зачем. Самый смак в этом!! – зассмеялся он. – … Да! Шучу. Шучу.

Вино оказалось отменным, заходило легко и градусы в нем присутствовали. Юра был в ударе, Лида – видать давно не пила – тоже захмелела. На лице у нее появилась долгожданная улыбка. Девушка сняла какой‑то груз, что давил нее и лицо ее стало очень милым, добродушным.

– Можно я буду звать вас Данечка?! – неожиданно заявила она и глаза ее заблестели.

– Отчего нельзя. И давайте не «выкать», – согласился Данила и улыбнулся в ответ.

– Тогда еще бокал за нас! – с вызовом бросила она и в глазах ее появились задорные огоньки.

– Лида! – пригрозил ей пальцем брат.

– Чего! – немного расхлябано ответила она ему.

– Ничего!

– Ох! Хо‑хо! – дерзко поморщилась она и поднесла полный бокал, и свои спелые малиновые губы к лицу Данилы. Данила засмущался, оглянулся на Юру, и вызвал у нее смех.

– Все, больше этому столику не наливаем! – ревниво возмутился Юра. – Иди! Иди спать! У нас тут мужской разговор.

Девушка, сделав губы трубочкой, показала ему язык. Юра в ответ шутливо вытащил кулак.

– Стоеросовый солдафон ты братик! – с брезгливым выражением заявила она. – Только и умеешь!

– Иди. Иди!

Она не стала больше пикироваться и покачивая бедрами, ушла что‑то напевая, но перед тем, как скрылась, обожгла Данилу многозначительным взглядом.

– Да! Дура! Не обращай внимания! – вслед ей, беззлобно, бросил брат.

Данила растянул бокал вина на весь вечер. Он и так ходил по краю, опустошая стандарты обезболивающих. Юра не настаивал и между делом уточнял некоторые детали плана. К его осуществлению они решили приступить с завтрашнего дня.

Когда в банке вина осталось уже меньше половины, Юра вдруг резко встал и завращал глазами.

– Баста! Друган. Я норму знаю! Давай покурим и спать.

– Идет! – беззлобно усмехнулся Данила, наблюдая за изрядно захмелевшим Юрой.

Данила проводил Юру и прошел в свою комнату. Там он с наслаждением вытянулся на чистой постели.

– Класс! – невольно прошептали его губы.

Лицо его озарила довольная улыбка. Сон не шел. В чужом доме все чудились какие‑то шорохи, шумы, завывания ветра. Тихо поскрипывала ставни.

Спустя минут пятнадцать, когда все уснули, вдруг чуть слышно отворилась дверь и заскрипели половицы. Данила в недоумении скосил глаза. Лунный свет высветил крадущуюся бледную фигуру. Легкая белая тень, как приведение из детских сказок, метнулась к нему, и Данила вдруг почувствовал у себя на груди теплую ладошку, а потом горячие нетерпеливые губы. Он хотел что‑то сказать, но девушка прошипела:

– Т‑ссс!

И жестом приказала ему молчать. Ее распущенные шатром волосы были над ним, щекотали лоб, нос, щеки, а губы не оставляли его ни на секунду. Данила притянул ее к себе, но она указала рукой на пол. Это было логично, койка отчаянно скрипела.

Желтая яркая Луна любопытно заглядывала из‑за занавески. Четкие полосы, квадраты, резко чертили пространство комнаты, старый комод, белые фарфоровые слоники на нем, настенный коврик с оленями, мечущуюся фигуру девушки в легком одеянии.

Ее распущенные волосы густым веером метнулись на фоне проема окна. Глаза горели и жгли даже сквозь полусумрак комнаты. Голое тело не могла скрыть тонкая ночная рубашка. Ее как будто и не было. В этом воздушном ситце билось, пульсирующее как ртуть, естество, змея в мешке, кобра! Он чувствовал упругую грудь нерожавшей женщины, страсть, поглотившую ее, нетерпеливые ласки и даже какое‑то остервенение затравленной несправедливостью души. Девушка изгибалась, кусалась, стонала и как будто выплескивала что‑то нерастраченное, глубоко скрытое, тайное, что давно ждало выхода. Это был вихрь, вулкан, катастрофа – перед которыми нельзя было устоять.

Данила впервые полностью забыл про свои болячки, но полугодичное отсутствие женщины, сыграло злую шутку. Все было так спонтанно и быстро, что вызвало у нее разочарование, которое она не смогла скрыть. Но она поняла. Это была не слабость, а физиология. Девушка даже тихонько засмеялась лежа у него на руке.

– Чего? – спросил Данила, пребывая в сильном смущении.

– Да так! – обронила она шепотом. – Это ничего. Так и должно было быть мальчик солдатик. Не проспи только всё на свете. Ведь ничего не было!

– Ничего?

– Тебе показалось, – прыснула она. – Всяко бывает.

– Да понял уже, – продолжая смущаться бросил Данила.

Легкий прощальный поцелуй, как прикосновение крыльев бабочки и она так же быстро исчезла, как и появилась.

– Н‑да! – злясь на себя промолвил Данила. – Но что тут поделаешь! Надо будет попробовать реабилитироваться!

Юра проснулся с первыми лучами, поплескался в железной бочке на улице, попил рассола из банки, где еще плавали помидоры и прошел в коридор.

– Опаньки! – шепотом промолвил он и скривился.

С зеркала на него смотрела опухшая физиономия. На ум ему пришли незамысловатые стишки:

 

«Вот проснусь я утром,

Посмотрю на рожу –

Больше пить не буду,

Но и меньше тоже…»

 

Стараясь не шуметь, он пожарил яичницу, и только потом прошел в спальню, разбудил Данилу.

– Есть будешь? Я тут на скорую.

– Сейчас умоюсь, – встряхнул головой Данила, слегка потягиваясь.

На его лице застыла довольная улыбка. Он вспомнил подробности прошедшей ночи.

– Хорошо спалось? Чего такой довольный?! – подозрительно уставился на него Юра.

– Отлично! – убрал он улыбку.

– Верку будить не будем, – заботливо произнес он. – Ты ее извини! Что‑то она вчера «разбушлатилась». Хорошо я ее вовремя отправил спать.

– Да нормально все! – вытаскивая зубную щетку из рюкзака и стараясь не встретиться с ним взглядом, пробурчал Данила.