Цветок по-прежнему редкий. А вынуждала ли вас жизнь лгать?..
– Да что ты? Я что, ее у мужа увел? Хотя надо было бы! Задурить голову, развести… и лишь потом бросить! И пусть живет, как хочет. А что, права не имею?
Мирослава смотрит на него во все глаза, отказываясь верить услышанному.
– Так ты же это практически и сделал!!! – выдыхает наконец она.
– Что я сделал?
– От кого от кого, но вот ОТ ТЕБЯ такой циничности не ожидала. Циничности и низости к тому же!
– Боже, слова‑то какие высокопарные. А низость‑то здесь при чем? Я же сказал, я просто не сдержался. Тупо не сдержался. Обнаженная съемка чревата бывает, сама ж в курсе, – хмыкает он, приподнимая бровь. – Она раздетая… красивая… по‑прежнему влекущая, желанная… и доступная, наконец‑таки. Вот и набросился на нее. Не заметил, кстати, что ей не понравилось, – усмехается он.
– Ты че, совсем там уже, что ли?! Что ей могло понравиться? Публичное изнасилование?
– Боже мой, сколько пафоса. Какое на фиг изнасилование? Мы с ней этим уже занимались. Однажды лишь, правда… И еще в России, – погружается он на мгновение в воспоминания. – Так что в чем проблема‑то? – переводит он снова взгляд на Мирославу.
– Прилюдно занимались?
– Ах, это? Господи, да кто там «люди» ‑то – эти два «твикса»: Джей с Кеем? Тоже‑т мне, «Люди в черном», блин! Да они сами там слюни пускали и на ее месте оказаться мечтали, – цинично смеется он. – Тем более, режиссер с оператором на съемочной площадке у нас, актеров, людьми не считаются. Так, мебель. Декорации.
– А потом? Весь твой шантаж? Это не низость?
– Все честно. Разве я ее обманул? Пленки не отдал? Да и не заметил, что Золушка не насладилась своими тремя орешками, – цинично усмехается он.
– О господи! – в ужасе смотрит на него Мира. – Месть утоляет не более, чем соленая вода, жажду.
– Синьора, меня начинает утомлять наша беседа ни о чем и по кругу, – смотрит он на часы на своем запястье.
– Ладно. Пусть так. На свою «мужскую» месть, окей, ты имел право в некотором роде. Но… Есть же какие‑то границы и нормы человеческие! Деньги‑то тебе зачем понадобились? Своих мало? Или, скажешь, на благотворительность?
– Какие деньги?
– Да не придуривайся уж. Вот этого ОТ ТЕБЯ не ожидала ВООБЩЕ!!! Что угодно, только не ЭТО! Я не верила до последнего. Но сейчас, глядя, в какого монстра ты превратился…
– А кто «клетку открыл», не подскажешь? – зло и самодовольно усмехается он.
– А сколько ты с него потребовал? Во сколько свои труды оценил?
– О чем ты?
– Да хватит уже. Мерзко! Просто мерзко.
– Короче, мне надоело. Зачем ты хотела со мной поговорить, я так и не понял. Рассказать мне, какой я козел? Рассказала? Полегчало? Могу быть свободен?
– Ты же любишь ее!
– Любил.
– Любишь!!! Все еще любишь. Поэтому ты и здесь! Поэтому всего этого и добился! Поэтому и понаделал всей этой херни! Потому что «плющит» тебя по‑прежнему!!!
– Ну это твое мнение. Не нужна она мне больше.
– Себе не ври!
– А зачем мне человек, способный на предательство?
– А то, что сделал ты, как именуется?
– Расплата по долгам. Все сделанное нами к нам же и вернется!
– Все? Расплатился? Квиты? Ну так почему не начать все заново?
– С кем? С ней? Синьора, вы в своем уме?
– Вполне. Почему нет? Равны вы теперь в плане вины друг перед дружкой. А прощение всегда возможно, да даже необходимо… для людей с интеллектом, а уж тем более с чувствами!
– Чувствами?..
– Чувствами! Я ж не слепая. Чтобы ты здесь из себя сейчас не разыгрывал и не корчил… Love and hate – what a beautiful combination?[1]
– Exactly![2] – усмехается он. – Только love здесь с какого бока‑то?
– Любовь не исчезает вмиг. Она всегда с нами. И душить ее в себе мы не имеем никакого права. За это наказывают. Свыше.
– Вот пойди и ЕЙ все это и расскажи. Порыдаете вместе в обнимку на досуге. Я‑то здесь при чем?
– Баран упертый!
– Я помучился из‑за нее. Теперь ЕЕ очередь.
– Пожалеешь однажды. Да поздно будет.
– Вах, баюс‑баюс‑баюс…
– Я не понимаю тебя, Кирилл. Совершенно не понимаю!
– Меня должны волновать твои непонятки?
Мира некоторое время задумчиво смотрит на него, нахмурившись.
– Зачем ты ее мужу запись отправил, это понятно, – не сводит она с него напряженного взгляда. – Деньги ЕГО тебе зачем? Своих мало, что ли?
– Какую запись? Я ничего не отправлял.
– Да что ты?
– Я никому ничего не отправлял.
– Имей уж смелость признаться. Трусом ты вообще‑то никогда не был.
– Я не попугай, чтобы одно и то же повторять. Я отдал тогда ВСЕ записи ей. Она их честно отработала. А дальше не мои заботы, куда она их там де́ла. Да и что у нее там с мужем за кОнфликт приключился. Может, пересматривала на досуге, да муж зашел? – цинично усмехается он.
– Правда не отправлял?
[1] Любовь и ненависть – что за прекрасное сочетание (строчка из песни Erasure).
[2] Именно!
