Цветок по-прежнему редкий. А вынуждала ли вас жизнь лгать?..
– Ты мне не доверяешь, Хани? – приподнимает он бровь.
– А у меня есть твое слово, Хани?
– Возможно… Подписывай.
– Ты не ответил на мой вопрос.
– А иначе что, без моего слова не подпишешь? Ну что ж, будем судиться годами, вымотаем друг другу все нервы, прополощем перед журналистами грязное белье, хочешь? Я ведь могу и запись завтра в суде продемонстрировать… А тебе вредно сейчас нервничать в твоем‑то положении, Дарлинг, – насмешливо смотрит он на меня.
– Дэвид…
– Мне надоело. Время – деньги! – бросает он нетерпеливый взгляд на свой Ролекс. – Подписывай и закончим со всем этим фарсом. Тем более, у меня скоро большой проект на другом конце света намечается. Некогда мне по судам таскаться.
– Ты увезешь моего сына в другую страну?
– Нет. Я возьму с собой МОЕГО сына в другую страну.
– Он не твой сын.
– По документам он мой сын. И любит меня, гораздо больше, чем тебя, так как видел все‑таки почаще за всю свою непродолжительную жизнь, в отличие от «заботливой» мамочки, – усмехается он. – Давай не будем начинать все сначала. Подписывай, и я позволю вам видеться иногда в «Эдеме», на нашем острове, может быть… – разглядывает он свои ногти. – Это как раз недалеко. Практически посередине.
– Это правда? – пытаюсь я поймать его взгляд.
– Может быть, – поднимает он на меня глаза и кидает мне свой «Паркер» через стол.
Я беру ручку, снимаю колпачок и застываю в нерешительности.
– Или так, или никак, – глядит спокойно он на меня.
Я и сама понимаю, что особого выбора у меня нет. Вздыхаю и ставлю свою подпись на всех бумагах.
Дэвид самодовольно усмехается и убирает все бумаги в папку.
– Завтра повторишь процедуру и без фокусов и совещаний со своими адвокатами, что бы они там тебе ни говорили.
– Когда я смогу увидеть сына?
– Когда Я решу, – встает он и выходит из ресторана.
***
Подписание копий всех документов состоялось в бизнес‑центре одного из гостиничных комплексов.
Не споря и не дискутируя, хоть мои адвокаты и настаивали, я подписала все документы, чем привела их в уныние.
Дэвид не оставил мне ничего, хотя, думаю, от него особо не убыло бы.
Меня интересовала лишь возможность видеть сына. Но это даже и не обсуждалось на слушаниях. Мало того, после оглашения развода судья добавил, что все права на сына принадлежат теперь только мистеру Джексону, раз миссис Джексон отказалась от своих прав на ребенка, в связи с чем не имеет больше права видеться с ним. Более того, любая попытка сделать это, будет расцениваться как попытка киднеппинга, что автоматически повлечет за собой определенную статью уголовного кодекса.
– Что? Но как? Нет, здесь какая‑то ошибка!
– Это ваша подпись, миссис Джексон? – показывает он мне какую‑то бумагу.
– Да.
– Обычно люди в курсе того, что они подписывают.
И тут до меня дошло, что Дэвид просто‑напросто обманул меня. Обвел вокруг пальца. Вот почему он согласился встретиться со мной и настоял, чтобы я пришла без адвокатов. Но ведь он дал мне свое слово! Теперь все будет зависеть только от его решений и прихотей. Больше ни один суд мне не поможет, раз я сама добровольно ТАКОЕ подписала.
Совершенно разбитая, ощущая себя полнейшей идиоткой, я зашла в лифт.
Кто‑то зашел вслед за мной.
Машинально нажимаю кнопку нулевого уровня и соприкасаюсь пальцами с кем‑то, нажимающим эту же кнопку.
– Sorry[1], – поднимаю я глаза и встречаюсь взглядом с… Кириллом.
– Не думал, что удостоюсь твоего «Sorry», – хмыкает он. – Seems to be the hardest word?[2] – приподнимает он бровь.
Двери лифта закрываются.
Calogero – En Apesanteur – YouTube
– Ты? – смотрю я на него во все глаза. – Что ты здесь делаешь? – запахиваюсь я поплотнее в кардиган, чтобы спрятать ставший уже весьма заметным живот.
– А что делают в гостиницах обычно? – пожимает он плечами. – А ты что думала, тебя преследую, что ли? Много чести, не находишь?
– Чья б корова о чести разглагольствовала.
– Тебя можно поздравить, слышал?
– С чем?
– С разводом, – усмехается он. – Что, муж все узнал?
– Твое какое дело?
– А я ждал этого момента. Не представляешь себе даже, КАК.
– Чего именно ждал? Как с мужем меня разведешь?
– Как снова посмотрю в твои глаза. И не почувствую при этом ничего. Больше ничего! Не думал только вот, что ТЫ отважишься смотреть в МОИ после всего содеянного, Хани…
Он холодно и слегка презрительно смотрит на меня.
– А ты святой, типа? Как вообще назвать то, что сделал ТЫ?!
[1] Извините (англ.).
[2] Кажется, самое трудное слово (строчка из песни Элтона Джона).
