Давай навсегда

– От тебя будет зависеть всё, Ярослава, – тем временем продолжал вещать с важным видом Геннадий Борисович. – Всё должно пройти на высшем уровне, чтобы они в тот же вечер захотели сотрудничать с нами ещё больше и плотнее, ясно?

– Да.

– Остальную информацию возьмёшь у Аллы. Ужин назначен на семнадцать часов и… – мужчина скептически осмотрел её одежду и скривился. – В этом не появляйся. Платье, туфли, причёска. Поняла?

Чем ему не понравились её водолазка с классическими брюками она уточнять не стала, передала папку с документами шефу и поднялась на ноги. Хотя первой мыслью было ударить этой самой папкой по одной обнаглевшей в край роже и, наконец, отвести душу за все годы работы вместе с Карасёвым.

– Я могу идти?

– Идите, Ярослава, – миролюбиво улыбнулся директор, очевидно почувствовавший напряжённость между подчинёнными и по обыкновению решивший не вмешиваться.

Одарив на прощание зама начальства взглядом в стиле героини из любимого когда‑то боевика "Убить Билла", Соболева прошла к выходу и, не успев вплотную прикрыть за собой дверь, услышала:

– Что же ты так с ней грубовато, Геннадий Борисович? Ярослава же всё‑таки женщина, а с женщинами так нельзя.

– С этой можно, – вновь прервал шефа низкий голос Карасёва. – Строит из себя серую мышь, а на деле…

***

– Так и сказал? – ахнула Круглова.

– Так и сказал, – кивнула Яся и отправила в рот дольку шоколада, который подруга принесла с собой.

Наташка возмущённо цокнула и с громким стуком поставила кружку с чаем, которую до этого держала в руках, на стол.

– А как увивался за тобой, когда ты на работу устроилась, не сказал? А как ухаживал? А как цветочки с конфетами таскал да по углам, козлина, зажимал? Почему об этом промолчал?

Соболева поморщилась. Карасёв действительно поначалу оказывал знаки внимания и она даже была вроде как не против. Свидетельство о расторжении брака и разбитое сердце в тот момент толкали её и не на такие глупости. Правда, дальше нескольких встреч, поцелуев и парочки откровенных ласк у них дело не зашло. Ярослава вовремя одумалась, вежливо с мужчиной объяснилась и решила впредь не пороть горячку на эмоциях. Всё‑таки серьёзные отношения отныне и навсегда были не для неё, а вот кратковременные интрижки для хорошего настроения с коллегами, тем более с замом начальства, крутить не стоило. Геннадий отказ не оценил, потому что привык к совершенно иному исходу своих ухаживаний, высказал своё мнение о её нравственности и с тех пор всячески его демонстрировал. Холодными взглядами, пренебрежительным выражением лица, разговорами сквозь зубы. Но, главное, что в работе не мешал и палки в колёса не вставлял, а остальное девушка могла стерпеть.

– Ты не могла сказать, чтобы он пошёл на…

Яся вскинула руку, останавливая разбушевавшуюся подругу, и взглядом показала на открытую дверь кухни. Из зала доносились голоса мультяшных персонажей и обрывки разговора играющих там детей. Круглова прижала ладонь ко рту и, наклонившись к ней, шёпотом продолжила:

– Туда, где у него на тебя по стойке "смирно!" стоит.

Девушка, откинув голову назад, рассмеялась в голос. С Натой Кругловой она дружила с первого курса университета, а, если ещё точнее, то с первого часа пребывания в большой и душной аудитории, в которой собрали всех первокурсников на их направлении и устроили вводную лекцию обо всём на свете. Тогда, с непривычки не рассчитав время на дорогу в незнакомом городе от арендуемой комнатки до корпуса университета, Ярослава опоздала на лекцию на целых семь минут, мышкой пробралась в аудиторию и заняла последнее свободное место на самом краю последнего ряда, а через ещё пару минут её вдруг кто‑то легонько похлопал по плечу и прошипел на ухо:

– Эй, красотка, чего расселась? Двигайся, давай!

Обернувшись на голос, Соболева встретилась взглядом с невысокой кудрявой блондинкой, одетой в клетчатую объёмную рубашку и кожаные обтягивающие брюки. В ушах объёмные серёжки, голубые глаза подведены чёрной подводкой, над верхней губой пирсинг. Сейчас таким образом уже никого не удивишь, а вот в те годы Натка выглядела очень ярко и необычно, особенно для приехавшей из провинциального городка Яси. Потеряв дар речи, она, насколько могла, пододвинулась и девушка села рядом. Вопреки неформальному внешнему виду от неё пахло чем‑то карамельным и приятным. Какое‑то время они сидели молча и слушали лектора, но потом соседка вновь подала голос.

– Как тебя зовут, красотка?

– Ярослава.

– Вау, – голубые глаза округлились. – Крутяк! А меня зовут Нат!

– Нат? – переспросила Соболева.

– Ну, в смысле Наташа, но ты меня так не зови, ладно? Только Нат и никак иначе!

– Эмм, ладно…

– И не вздумай ни с кем дружить, кроме меня, поняла? Лучшая подруга может быть только одна!

– А мы дружим? – ещё сильнее удивилась Яся.

– Конечно, отныне и навечно!

С тех пор прошло уже больше десяти лет, Нат перестала стесняться своего имени, при знакомстве стала представляться Наташей и кардинально поменяла стиль. От прежней бунтарки остались только светлые кудряшки, неповторимое чувство юмора и любовь к рисованию стрелок. Сама же Соболева внешне почти не поменялась, только внутренне, но дружба между ними осталась непоколебимой. Они всё также понимали друг друга с полувзгляда, смеялись до упаду и всегда были рядом. Даже квартиры купили в одном подъезде и почти каждый вечер проводили друг у дружки в гостях. Поэтому Натка была в курсе всего, что происходило в её жизни и комментировало это в своей обычной прямолинейной манере, чем поднимала Ясе настроение до небес.

– Там уже всё отстояло, Натуль, – сквозь смех проговорила девушка.

– Откуда ты можешь это знать? – не унималась подруга. – Он ведь не просто так бесится! Или… – подозрительно прищурилась. – Ты проверяла?

– Конечно, нет, ты что? Мне сейчас даже в туалет сходить некогда, не то, что подобные проверки устраивать.

– Ну, ладно, смотри мне! Если этот Карасик совсем тебя достанет, то позвони мне. Я приеду и объясню, как надо себя вести с моей красоткой!

– Татка, прекращай меня смущать.

– А чего смущаться, если я правду говорю? За тобой, вон, весь курс толпой ходил и в рот заглядывал, да и сейчас головы вслед сворачивают.

Соболева улыбнулась и взглянула на своё отражение в окне. Наташка, конечно, немного преувеличивала с оценкой её внешности, но Яся всё равно себе нравилась. Не серая мышь, как её обозвал Геннадий, и не роковая разбивательница сердец. Обычная, миловидная, обаятельная.

– Что‑то я не помню тот марафон, про который ты говоришь, – хмыкнула она.

– Конечно, не помнишь, – фыркнула Круглова. – Ты кого‑нибудь кроме Вадика тогда видела?