Дрянь

– Мы с удовольствием, – вкрадчиво начала она, – но только после того, как вы отправитесь в долгое познавательное путешествие, сами знаете куда. – Алиса почувствовала, что Ленка дернулась и вцепилась в ее руку. На этот раз в зале никто не засмеялся. Раздался неодобрительный шепот тех, кто постарше и звенящая угроза снизу.

– Чего? – нараспев, протянул силуэт и поднялся, загородив собой экран. – Чего ты там пищишь? – Даже в темноте было видно, как накалилась от гнева его шея.

«Уходим», – одними губами прошептала Ленка, – «Быстро». У Алисы и в мыслях не было спорить. Шустро подхватив сумки, девчонки, попутно рассыпав по всему полу лишь наполовину съеденный поп‑корн, потрусили к выходу, хрустя каблуками по жаренной кукурузе. Зрители сочувственно поджимали коленки, освобождая путь, а кто‑то даже несильно подтолкнул их со словами: «Давайте, давайте». Не упуская из виду волнение на нижних рядах, Алиса первой выбралась в проход, нашла руку Ленки, неуклюже ковылявшей позади и, перескакивая через две ступеньки, полетела вниз. На выходе они запутались в портьерах, но быстро ощупью нашли дверь и под общий смех вылетели в холл. Кажется, парни оставили идею накостылять им по шее за грубость, а ржали вместе с остальным залом. Уф…

– Вечно ты нарываешься, – набросилась с обвинениями Ленка, когда они, добежав до женского туалета, с облегчением закрыли за собой дверь. – Не умеешь с людьми общаться нормально.

«Не умею», – про себя согласилась Алиса. Она молча наблюдала за тем, как Ленка, отдышавшись, поправляет у зеркала растрепавшуюся во время бега прическу. За привычку сначала делать, а потом думать, ей доставалось с ранних лет. А с языком у нее вообще были сложные отношения. Он будто жил отдельной от разума жизнью, то и дело, подставляя хозяйку под удар.

– Пойдем что ли, – осторожно поторопила она Ленку. – А то ведь скоро фильм закончится, и будем опять огородами бегать.

С опаской высунув голову наружу, Алиса убедилась, что холл кинотеатра безопастно пуст. Только охранник, поминутно вытирал бритую голову платком и тщетно пытался поймать холодную струю кондиционера.

После полудня температура поднялась так высоко, что жаром тянуло и снизу, от раскаленного асфальта, и от одинаковых панелей безликих многоэтажек, и от дремлющих вдоль бордюра машин, и даже от людей, чья кожа сухо пылала, томясь по дождю.

В метро, до которого девчонки дошли в задумчивом молчании, Алиса неожиданно завернула к кассам.

– Я поеду, в центр смотаюсь, – объяснила она Ленке. – Что‑то домой не тянет.

Ленка не стала набиваться в попутчики, и они расстались, недовольные свиданием.

Этот день показался Алисе очень длинным. Денег в кошельке было мало, и она, добравшись до Тверской, лишь издали глазела на витрины, каждая из которых ласково манила и зазывала. «Нет, в другой раз», – печально мотала головой Алиса и мужественно бежала соблазна заглянуть внутрь. Наконец, она нашла пристанище в недорогом интернет‑кафе, где просидела до вечера. Она завела несколько одноразовых друзей в сети, и на остаток дня забылась в игре.

Дома Алиса обнаружила, что мать не только не сдержала обещание выбросить ее вещи, но и сама упаковала их в чемодан. А то, что не влезло, сложила в коробки вместе со старыми школьными тетрадками, новыми и погрызенными на уроках карандашами, высохшими фломастерами, начатыми и заброшенными ежедневниками, сломанными куклами, дареными безделушками, открытками, прошлогодними журналами и прочей мелочевкой, которая до этого пылилась в столе, тумбочке, годами не открываемых мешках в дальних углах шкафа. Вот так. Все четырнадцать лет уместились в четырех коробках. А если в них придирчиво покопаться и выкинуть все лишнее, то навряд ли наберется и половина коробки. Странно, но без всех этих статуэток, рамочек, ленточек, блокнотиков и картинок, которые обычно раздражали Алису, теперь комната казалась совсем чужой. С подоконника исчезли горшки с цветами, перекочевав к довольным соседям. Даже обои, клееные с мамой пять лет назад и изученные вдоль, и поперек теперь выглядели совсем по‑другому. Алиса удивилась, что сама когда‑ то настояла их купить. Стало неуютно и тревожно.

Выключив верхний свет, Алиса забралась с ногами на подоконник, прижавшись к закрытой половине окна щекой. Уже стемнело, и с высоты семнадцатого этажа, город стал похож на светлячками усыпанную поляну.

Мама вошла без стука и молча присела на край дивана. Какое‑то время они обе смотрели на мигающую точку, пролетающего над домами самолета. Первой не выдержала Инна Михайловна.

– Я собрала все вещи, – ее голос звучал заискивающе. Видимо, она, во что бы то ни стало, решила помириться. – Осталось только коробки в кладовку убрать, и можно ехать.

Она что думает, Алиса сейчас от радости скакать по комнате начнет? Бред! Прикусив губу, Алиса не обернулась, но мать, на этот раз запаслась терпением. Скорее всего, кто‑то из подруг насоветовал ей изменить тактику общения с дочерью.

– Твоя бабушка звонила, – сообщила она между прочем. Папина мама – ухоженная пожилая дама семидесяти с лишним лет терпеть не могла Инну Михайловну, однако была превосходно воспитана и неумело скрывала это все годы, что знала ее. Бабушка была категорически против переезда в деревню и даже предложила Алисе жить с ней. Соблазн был велик, но оставить мать одну она не решилась. – Обещала перезвонить, – продолжала Инна Михайловна, внешне не обращая внимания на молчание Алисы.

– Угу, – сквозь зубы выдавила из себя девочка.

– Она нас провожать придет, – радостно отозвалась на реакцию дочери мать. Алиса не шелохнулась. Зачем лишний раз напоминать ей об отъезде? Когда же она уйдет? Мать словно услышала невысказанные мысли. Диван украдкой скрипнул. На мгновение Алисе показалось, что мама намеривается обнять ее сзади, и напряглась, готовая к обороне. Однако Инна Михайловна разумно отошла к двери. Перед тем, как закрыть ее за собой не выдержала и с обидой сказала:

– Как ты не можешь меня понять? Так надо, очень надо! Не будь эгоисткой, Алиса.

– Кому надо? – взвилась Алиса. – Мне надо быть с моими друзьями, жить в любимом городе и ходить в любимую школу. Это ты эгоистка, ты!

Никогда‑никогда теперь не будет все хорошо! Друзья забудут ее, Ленка найдет новую лучшую подругу, Илья, которого она совсем не любит, но могла бы полюбить, начнет встречаться с какой‑нибудь Светой или Катей, а она, Алиса, будет в это время жить в глухой деревушке между Питером и Москвой, лишенная по воле матери всего, к чему привыкла и что совсем не хочет терять.

От жалости к самой себе Алиса разрыдалась. Ее горючие слезы потекли по стеклу, моментально высыхая на нем грязными разводами. Жаркий день незаметно сменила душная ночь.

Глава вторая

1

Словно в параллельный мир ворвался поезд из солнечного Подмосковья в портьерой дождя затянутую Полянскую область. Еще несколько минут назад плацкарты стонали без свежего воздуха, и вот уже то один, то второй пассажир, ежась, копается в вещах в поисках кофты, платка, пиджака. Пыльные стекла быстро намокли, размывая однообразный пейзаж за окном, а в вагоне включили свет, от чего на улице стало казаться темнее, чем есть на самом деле.

В проходе образовалась очередь за кипятком. Чей‑то ребенок в колготках и фуфайке с перемазанным шоколадом лицом хитро выглядывал из‑за стенки, отделяющей один отсек от другого, и торжественно показывал два пальчика, таких же грязных, как и мордашка.

– Вот скока! – картавя, хвастался он своими годами.