Двое

Сейчас у меня нет вопросов. Я молчу, но по традиции стою на коленях, завороженная видом, быстро проплывающих облаков. Сегодня они имеют невероятный цвет – серый с примесью синевы. Где‑то будет сильный дождь, но не здесь. Ветер уносит от нас эти тяжелые облака, прилагая все свои усилия.

– Спасибо. Я ценю твою помощь. – звучит наивный, детский шепот.

Поднимаюсь и бегу дальше, миную гаражи, до меня доносится рев мотора и брань пьяных мужиков. Открываю железную, пошарпанную калитку, когда‑то она была выкрашена в голубой цвет, но краска уже давно облупилась. Наша дача в самом начале длинной улицы.

Снаружи старый, обветшалый домик, но такой уютный внутри. Не теряя и минуты, я сразу включила плиту. Поставила огромную сковороду, залила ее маслом. Достаю из пакета курицу, опускаю на сковороду. Начинает скворчать, горячие брызги разлетаются по сторонам. Я прикрываюсь рукой, отважно стою на месте, пытаясь перевернуть ножки. Хватаю кончиками пальцев за край косточки, быстро разворачиваю, курица с силой плюхается на сковороду. Обильная порция горячего масла вылетает и попадает мне прямо на живот.

Я взвизгиваю, отпрыгивая от плиты. Стискиваю зубы от боли, крепко сжимая кулаки. Когда шок отпустил, я аккуратно поднимаю футболку вверх, внимательно осматриваю поврежденную зону. Большое красное пятно чуть выше пупка, а на нем образовалось три ожоговых пупырышки. Слегка дотронулась до них пальчиком, скривилась от боли. Беру старую газету и начинаю махать на пылающий участок кожи. Моя мама всегда скупилась на лекарства и приучала меня к тому, что все можно перетерпеть. Самое главное, это поверить, что ничего не болит и боль обязательно отступит. Так и сейчас, нужно просто в это поверить.

Сбавила мощность плиты, накрыла крышкой сковородку. Вышла на улицу, продолжая махать газетой на обожжённую часть. По щекам текут слезы, но я плачу совсем беззвучно. Эта не та боль, которая разрывает изнутри, выплескиваясь из человека диким воем. Только плач души может сопровождаться звуками разных тональностей от пугающих до завораживающих, от сокрушающих до обескураживающих. Физическая боль подвластна нашему разуму, здесь мы можем иметь контроль.

Смотрю как колышутся листья на кронах деревьев. Пушистые, развесистые ветви тянутся вверх, создавая объемную массу зелени, радующую глаз. На дачных участках, каждому выделено одинаковое количество земли. Люди пытаются использоваться каждый сантиметр с предельной пользой для получения урожая. В целях экономии места, грядки с огурцами и помидорами были обрамлены петрушкой и укропчиком. А по краям картофельного поля, часто можно было заприметить несколько вилков капусты или пару рядов моркови. Но, только не наш сосед. Только он мог посадить у себя на участке обычные, лиственные деревья, не приносящие плодов. Люди ругались на него, выговаривая недовольство, что эти бесполезные растения лишь затеняют их урожай. Грозили, что спилят поздней ночью эту поросль и пустят на дрова. Помню, что тогда сосед взял охотничье ружье, развесил гамак, а затем день и ночь караулил вредителей. Вскоре страсти улеглись, люди оставили эти деревья в покое. Я была этому рада, иначе на что бы я сейчас смотрела, отвлекаясь от своей боли.

Завязала края футболки в узел, чтобы она не опустилась на ожог. Пошла пастись по грядкам. Мы живем на Урале, лето здесь очень короткое, а зимы длинные, холодные и затяжные. Наша земля не плодородна, но, все же что‑то вырастить за это лето мы успеваем. Ирга. Плодоносный кустарник с изобилием сочных, ярко‑фиолетовых ягод. Отец обещал его срубить, потому‑что ему много лет, и он уже больше походит на небольшое дерево, лишь мое пристрастие к этим ягодам, пока спасает ему жизнь. Самое главное на них не наступать, иначе обувь после не отмыть. Так и будешь ходить с фиолетовыми пятнами, пока нога не вырастет из этой обуви.

Эти ягоды был мой завтрак и обед. По дороге к домику закусила все укропчиком. Взглянула на свой живот, боль уже совсем прошла, опустила футболку, довольно потерла руки.

Выключила печку, осмотрелась по сторонам, все было заляпано жиром. Немного покопалась в шкафу, нашла старый носок и принялась им оттирать стены и стол, заметая следы своего присутствия на даче.

Куриные ножки выглядели весьма аппетитно, я облизала пересохшие губы, но не разрешила себе оторвать даже маленький кусочек. Аккуратно сложила курицу в пакет. Взгляд упал на сковородку – это самая главная улика, как же ее отмыть в холодной воде? На улице стоял накопитель с водой, открыла кран, подставила сковороду под струю. Затем намылила губку мылом и начала тщательно оттирать дно. Пальцы заледенели от холодной воды, но я с усердием продолжала тереть, пытаясь устранить остатки жира.

Вскоре мой труд увенчался успехом. Вернулась в домик, окинула комнату взором, убеждаясь, что ничего не выдает моего присутствия здесь. Закрыла дверь, положила ключ под коврик.

Впереди долгий путь до парка. Мчусь, сломя голову, мне нужно успеть. Ровно в три часа один мужчина, которого накануне выписали из больницы, остался на улице. Ему было некуда идти, хотелось кушать, а мне хотелось ему помочь. Что может сделать двенадцатилетний ребенок? Я могла отдать ему только свой ужин, но придумала гораздо лучший вариант. Ведь найти оправдание для матери, почему моя тарелка осталась полной, было не в моей власти. Пришлось схитрить, надеюсь, что мой маленький обман, никто не сможет раскрыть.

Большой сквер, усаженный березами, я так люблю эту часть города. Здесь тихо и спокойно, никто не отвлекает от мыслей. Люди спешат по своим делам, обходя стороной это чудесное место. Здесь так много скамеек, но они всегда были пустыми. Быть может поздним вечером они заполнялись, но мне ни разу не довелось это увидеть. Темнеет у нас очень рано, а дорога домой занимает долгих четыре километра. Родители всегда коротали свои вечера перед экраном телевизора, просматривая очередную серию бразильского сериала. Меня пускали в комнату, только, когда начиналась программа «Спокойной ночи» малыши. Такой короткий, но самый любимый период, который вовлекал меня в мир другой реальности. Я знала, что она не существует и все это проекция чей‑то фантазии. И как же мне нравилось, хоть на такое короткое время становиться зрителем этих сюжетов. После начинались новости, а мне всегда было велено идти спать. Так проходил каждый мой вечер. Я слышала, как за окном, кто‑то громко хохочет, но я не могла встать и посмотреть. Любой шорох из моей комнаты сопровождался бурным недовольством матери. Я всегда старалась избегать любого контакта с этой женщиной. Молчание в нашей семье был признаком стабильности и гармонии. Зачем ее нарушать?

– Извините, вы не подскажите сколько сейчас времени? – я обратилась к мужчине, быстро шагающему по скверу. Он был недоволен, что его внимание привлёк маленький ребенок.

– Половина четвертого. – буркнул прохожий и помчался дальше.

Я сокрушенно села на скамью. Неужели опоздала? Озираюсь по сторонам. Никого. Я полна разочарования, во мне чувство, что я подвела голодного человека. Болтаю ножками, крепко сжимая пакет с курицей в своих руках. Время шло, но я не двигалась с места, ожидая, что мужчина обязательно скоро появится.

Начинает смеркаться, у меня больше нет возможности ждать. Аккуратно положила пакет на скамейку, осмотрелась еще раз, по‑прежнему никого. Разочарованно побрела в сторону дома.

У входа понимаю, что на моих плечах нет школьного рюкзака. С досадой стучусь, тайно надеясь, что родители ничего не заметят. Дверь распахнулась, мать хватает меня за шиворот и с силой затаскивает на кухню. За столом сидит отец, укоризненно смотрит на меня. Я опускаю глаза, как нашкодивший котенок.

– Эмма. Почему ты прогуляла школу?

Я обреченно выдыхаю. Не знаю, что ему сказать.