Двое на башне
Несколько дней спустя та же дама в том же экипаже снова проезжала мимо этого места. Ее взгляд, как и прежде, обратился к далекой башне.
– Ноббс, – обратилась она к кучеру, – не мог бы ты найти путь домой через это поле так, чтобы проехать по опушке леса, где находится колонна?
Кучер внимательно оглядел поле.
– Что ж, миледи, – заметил он, – в сухую погоду мы смогли бы проехать там, и, несмотря на тряску и прочие неудобства, преодолеть двадцать пять акров, если все будет хорошо. Но земля после этих дождей такая вязкая, что, похоже, пробовать это сейчас было бы небезопасно.
– Пожалуй, – равнодушно согласилась она. – Вспомни об этом в более подходящее время, хорошо?
И карета снова помчалась по дороге, взгляд леди покойно блуждал по неровностям холма, по голубым елям, что скрывали его склоны, и по колонне, образующей его вершину, пока они не скрылись из виду.
Много времени прошло, прежде чем эта дама снова въехала на холм. Стоял февраль; почва теперь, несомненно, была сухой, а погода и пейзаж во всем остальном были такими же, как и прежде. Знакомая форма колонны казалась напоминанием ей об удобном случае подъехать поближе и осмотреть ее. Давая свои указания, она увидела, что ворота открыты, и после легкого маневрирования экипаж медленно закачался по неровному полю.
Хотя колонна стояла на территории наследственного поместья ее мужа, леди никогда не бывала там ввиду ее изолированности из‑за почти непроезжей дороги. Поездка к подножию холма была изнурительной и тряской, и уже на подходе она вышла, а экипаж повернул пустым обратно, переваливаясь через комья земли, и стал ждать ее поблизости на краю поля. Она же в то время поднималась под деревья пешком.
Колонна теперь представляла собой гораздо более внушительное сооружение, чем то казалось с дороги, или из парка, или из окон Уэлланд‑Хауса, ее резиденции неподалеку, откуда она сотни раз видела ее, но никогда не испытывала достаточного интереса к деталям, чтобы исследовать их. Колонна была воздвигнута в прошлом веке как вещественное напоминание о прадедушке ее мужа, досточтимом офицере, павшем на американской войне, а причина отсутствия интереса к ней отчасти объяснялась ее отношениями с этим мужем, о которых подробнее расскажем позже. Это не было чем‑то большим, нежели простым желанием хоть чем‑нибудь заняться – постоянным желанием ее странно одинокой жизни, которое и привело ее сейчас сюда. Она была в настроении приветствовать все, что могло бы хоть в какой‑то мере рассеять почти убийственную скуку. Она была бы рада даже несчастью. Она слышала, что с вершины столпа видны четыре графства. Какой бы приятный эффект ни был получен от осмотра четырёх графств, она решила насладиться им сегодняшним днем.
Поросшая елями вершина холма была (по мнению некоторых знатоков) старым римским лагерем, – а если это было не так (как настаивали другие), то старым британским замком, или (как клялись остальные) старым саксонским полем Витенагемот[1], – с остатками внешнего и внутреннего валов: извилистая тропа вела вверх по легкому подъему между их пересекающимися концами. Ветви деревьев образовывали мягкий ковер вдоль всего маршрута, иногда заросли ежевики загораживали просветы между стволами. Вскоре она стояла прямо у подножия колонны.
Сооружение было построено в тосканском стиле классической архитектуры и на самом деле представляло собой башню, полую, со ступенями внутри. Мрак и безлюдность, царившие вокруг нее, были поразительны. Стенание окружающих деревьев было здесь особенно выразительно; движимые легким ветерком, их тонкие прямые стволы быстро раскачивались, словно перевернутые маятники; в то время как отдельные ветви и сучья терлись о бока колонны или иногда трещали, задевая друг друга. Ниже уровня их вершин каменная кладка была покрыта пятнами лишайника и плесенью, так как солнце никогда не пробивалось сквозь это стонущее облако иссиня‑черной растительности. В стыках каменной кладки росли подушечки мха, и тут и там тенелюбивые насекомые выгравировали на известковом растворе узоры, ничего не значащие в человеческом смысле, но любопытные и наводящие на размышления. Над деревьями дело обстояло иначе: столп беспрепятственно поднимался в небо, яркий и жизнерадостный, чистый и залитый солнечным светом.
Это место редко посещал пешеход, разве что в сезон охоты. О редкости человеческого вторжения свидетельствовали лабиринты кроличьих троп, перья пугливых птиц, экскременты рептилий, а также хорошо протоптанные тропки белок вниз по стволам, а оттуда в сторону прочь. Тот факт, что лесонасаждение представляло собой остров посреди пахотной равнины, в достаточной степени объяснял это отсутствие посетителей. Мало кто, не привыкший к таким местам, может знать об изолирующем эффекте вспаханной земли, когда никакая необходимость не заставит людей пересечь ее. Этот округлый холм, заросший деревьями и ежевикой, стоящий в центре вспаханного поля площадью около девяноста или ста акров, вероятно, посещали реже, чем скалу посреди озера такого же размера.
Она обошла колонну и с другой стороны обнаружила дверь, через которую можно было попасть внутрь. Краска, если на ней когда‑либо была краска, была вся смыта с дерева, и по гниющей поверхности досок сбегали красными разводами потёки ржавчины с гвоздей и петель. Над дверью красовалась каменная табличка, на которой, по‑видимому, были написаны буквы или слова; но надпись, какой бы она ни была, скрывалась за пластырем из лишайника.
Здесь стоял этот амбициозный кусок каменной кладки, возведенный как самое заметное и неизгладимое напоминание о человеке, которое только можно было вообразить; и все же весь вид мемориала свидетельствовал о забвении. Вероятно, не более дюжины человек в округе знали имя увековеченной персоны, при этом, возможно, ни одна душа не помнила, была ли колонна полой или цельной, с табличкой, объясняющей дату ее постройки и назначение, или без нее. Сама леди последние пять лет жила всего в миле от нее и до сих пор ни разу к ней не приближалась.
Она медлила подниматься одна, но, обнаружив, что дверь не заперта, толкнула ее ногой и вошла. Внутри обнаружился обрывок писчей бумаги, привлекший ее внимание своей свежестью. Значит, вопреки ее предположению, какое‑то человеческое существо знало это место. Но на бумаге было пусто, никакой зацепки; и тем не менее, чувствуя себя хозяйкой колонны и всего, что вокруг, самоуверенности ее было достаточно, чтобы идти дальше. Лестница освещалась через щели в стене, и подняться наверх было нетрудно, так как ступени были совершенно нетронуты временем. Люк, ведущий на крышу, был открыт, и, выглянув из него, она увидела интересное зрелище.
Юноша сидел на табурете в центре крытой свинцом площадки, которая образовывала вершину колонны, его глаз был прикован к концу большого телескопа, стоявшего перед ним на станине. Такого рода присутствие было неожиданным, и дама отступила в тень проема. Единственным следствием влияния на него ее шагов, был нетерпеливый взмах руки, который он сделал, не отрывая глаз от прибора, как бы запрещая ей прерывать его.
[1] Витенагемот (иногда сокращается до витан; др.‑англ. witenagemot: букв. собрание мудрых) – народное собрание в англосаксонский период истории Англии.
