Двор Ураганов
Девушка дрожала под жестким пальто такого же простого кроя, что и платье. Я догадалась, что не только от холода. Неужели капитан «Невесты в трауре» так же страшен во плоти, как и его репутация? На кого он, интересно, похож? Ну что ж, скоро увидим. А пока надо убедиться, что у Прюданс не возникло сомнений.
– Дорогая кузина, благодарю за то, что похвалили мой сияющий вид. Держу пари, вы заметили изменения, просто из вежливости не спрашиваете о них. Это от горя. Потеряв бедного отца, мои волосы побелели за ночь. А вот вы, напротив, свежи, как цветок. Бледный цветок… Вы немного бледны, дорогая… Все в порядке?
Я старалась нащупать малейшее сомнение, которое могло зародиться в девушке, но не обнаружила ни единого подозрения в ее больших тускло‑голубых глазах, чья чистота контрастировала с огромными черными парусами, раздувающимися на морском бризе.
– Если вы находите меня бледной, то только потому, что я тоже приболела, – призналась она смущенно. – Желудок не смог переварить вчерашний ужин. Я… я думаю, у меня морская болезнь. И тоска по дому.
Внезапно я перестала бояться эту «родственницу», возникшую из ниоткуда. Вчера вечером я видела в ней Немезиду[1], явившуюся покарать меня за самозванство и ложь; сегодня утром передо мной стоял растерянный, безобидный ребенок.
– Тоска по дому пройдет, – уверила я ее, вживаясь в образ заботливой старшей кузины, описанной в личном журнале девушки. – Мне тоже, когда я приехала в Версаль, потребовалось время.
Робкая улыбка тронула губы Прюданс:
– Вы всегда были для меня примером, Диана. Еще маленькой я знала, что вас ждет грандиозное будущее. Посмотрите: сегодня вы на пороге герцогства под руку с покорителем морей. Вы – будущая правительница Двора Ураганов!
Наивность Прюданс смягчила меня против воли. Я будто слушала девочку, рассказывающую волшебную сказку и забывшую, что принцесса обещана кровожадному убийце. Я взяла ее руку в свою, нацепив маску «старшей кузины», которой старалась казаться в глазах девушки.
– Какого черта мы «выкаем» друг другу, кузина? Перейдем на «ты»!
Улыбка осветила лицо Прюданс, заставив танцевать озорные веснушки на щеках.
– О, ты согрела мое сердце, Диана! – воскликнула она. – Я боялась, что не узнаю тебя после стольких лет. Но ты совсем не изменилась.
Не изменилась? Определенно Прюданс, должно быть, в большей степени близорука, чем Франсуаза. Или, скорее всего, эмоции ослепляют ее. Что мне на руку.
– Только твои волосы стали действительно другими, – добавила она, рассматривая их. – Ты была блондинкой, как я. Но понимаю, страшная трагедия, что тебя постигла, изменила их.
Глаза Прюданс, поразительно похожие на глаза настоящей баронессы, увлажнились.
– Мне так стыдно, я жаловалась на тоску по родителям тебе, кто потерял своих при ужасных обстоятельствах.
– У тебя нет никаких причин ощущать стыд, Прюданс. И даже покинув дом, ты все равно мысленно связана с ним. Как только прибудем на острова, ты сможешь написать родителям и передать мои теплые чувства дядюшке Роберу и тетушке Анжелике в память о старых добрых временах.
Мы обнялись, обе испытав облегчение: Прюданс от того, что вновь обрела давно потерянную кузину, а я потому, что приручила эту незнакомку.
* * *
Первые дни в море я провела, привыкая к движению корабля. Присутствие неповоротливой Франсуазы принесло наконец пользу: каждый раз, когда я теряла равновесие, она подхватывала меня. Напичканная под одеждами железом, девушка при любых обстоятельствах устойчиво держалась на ногах, как на швартовых тумбах.
Я довольствовалась болтовней с Прюданс, избегая глубоких копаний в воспоминаниях, которых у меня, конечно, не было. Сыпала безделицами вроде сплетен Двора и последней дворцовой моды. После завтрака, обычно состоявшего из сухого печенья и творога, торопливо проглоченного в кубрике, я проводила немного времени с Поппи, наблюдая за неразговорчивыми матросами, иногда выкрикивающими экзотические для моего уха термины – шкафут[2], кабестан[3], фок, кливер[4]… стараясь их запомнить, потому что они очерчивали географию того мира, который вскоре станет моим: морского. Я начала носить распущенные волосы – при таком неистовом ветре невозможно было сохранить прическу. Высокий шиньон Поппи тоже слетел: непослушные локоны яростно хлопали девушку по плечам под лучами холодного солнца. Иногда я замечала фигуру Зашари, одиноко стоящую на юте – самой высокой точке судна на корме. Он упражнялся в фехтовании. Говорили, что оруженосец борется с невидимым врагом, и даже больше: с самим океаном. И никаких следов Рафаэля.
– Кажется, он успел взойти на борт в самый последний момент, – обмолвилась Поппи однажды.
Мы облокотились на леер[5] бака, рассматривая ледяные волны, на которых угасал день. Вглядываясь в горизонт, я почти забыла о молчаливом присутствии Франсуазы за спиной, в нескольких шагах от меня.
– Как и ты, Рафаэль вчера был не в духе, поэтому его не было за ужином, – заметила Поппи. – Она расхохоталась тем фирменным смехом, который принадлежал только ей. – Кажется, маленькому кабальеро куда уютнее на спине лошади, чем на палубе этой посудины.
Я не собиралась ей рассказывать о сцене на постоялом дворе «Отъезд», свидетелем которой нечаянно стала. Она была связана с тайной, которую узнала еще в прошлом году. Отношения Рафаэля де Монтесуэно и Сураджа де Джайпура попадали под двойной запрет. Во‑первых, потому, что однополая связь отрицалась Гематическим Факультетом, зорко следящим за размножением человеческого поголовья. Во‑вторых, потому, что Король гордился тем, что узаконивал браки своих оруженосцев. Вчерашняя встреча под покровом ночи больше напоминала любовное свидание.
[1] Немезида – древнегреческая богиня возмездия.
[2] Шкафут – средняя часть верхней палубы.
[3] Кабестан – шпиль, вертикальный ворот.
[4] Фок, кливер – разновидности парусов.
[5] Леер – ограждение вдоль борта.
