Если баба не захочет…

Дождавшись, пока полицейский уйдет, Эльвира снова заняла оборону в кустах на клумбе. По несчастливому стечению обстоятельств в том подъезде, где работал избирательный участок, находилась квартира одного мужика‑предпринимателя, занимающегося частным извозом. Это была «холостяцкая берлога», где мужик прекрасно проводил выходные в компании друзей и девушек без комплексов, не обремененных семейным положением. Выборы проходили в воскресенье, и это было еще одно неудачное совпадение для мужика. Случилась «накладка» с его привычной организацией досуга выходного дня.

Мужик подъехал к подъезду на ГАЗели, в компании с ним было еще три товарища. В руках они держали трехлитровые пластиковые бутылки, наполненные пенным разливным напитком. С шутками и матами мужики вылезли из ГАЗели. Не имея абсолютно никаких порывов к голосованию на избирательном участке, они направились в «холостяцкую берлогу». Эльвира как раз сидела в кустах и бдила в бинокль. Она увидела толпу людей, приехавших на ГАЗели, алкоголь в их руках, и картинка в ее голове полностью сложилась: это же та самая «карусель» с купленными избирателями! Мигом оценив серьезность ситуации, Эльвира выпорхнула из кустов и преградила вход в подъезд четырем мужикам.

Те, естественно, смутились при виде пожилой женщины в бандане и с биноклем. А Эльвира сначала выразила свое отношение к этой встрече трехэтажным матом, потом с трудом подобрала приличные слова и торжествующе сказала мужикам:

– Попались, голубчики! Все, я звоню Светлане Николаевне!

Я к тому моменту уже устала от бесконечных звонков Эльвиры, которые не содержали никакую полезную информацию, а только нагнетали обстановку, поэтому трубку не взяла. Эльвира, недолго думая, вызвала полицию, сказав, что на избирательном участке по такому‑то адресу происходит вопиющее безобразие: голосующие устроили «карусель», голосуют за деньги и спаивают друг друга. В полиции, которая уже заколебалась в этот день приезжать на данный участок, попытались вежливо отмазаться. Тогда Эльвира психанула, пригрозила пожаловаться Светлане Николаевне и сказала, что до приезда полиции никого на участок не впустит.

Мужики с пивом недоумевали и никак не могли врубиться, что происходит? Они вообще не знали ни про какие выборы, да если бы и знали, не пошли бы на них, потому что у них была запланирована другая культурная программа. Они сначала вежливо, потом с матами и размахиванием руками пытались прорвать оборону и войти в подъезд. Но Эльвира прочно застряла в дверном проеме. Она даже выпускала людей не очень охотно, а уж впускать кого‑либо отказывалась вовсе. В итоге ни другие избиратели не могли попасть на участок, ни жильцы дома пройти в свои квартиры. У подъезда образовалась уже приличная толпа народу. Все кричали, жестикулировали. Эльвира, преисполненная ответственностью и переживаниями за своего Иванова И.И., непрестанно материлась, и люди боялись к ней близко подходить.

На шум из помещения избирательной комиссии вышла женщина – председатель избирательного участка. За спиной у Эльвиры она попыталась выяснить, что происходит и почему поток голосующих прекратился? Эльвира путано объясняла, что все эти проходимцы куплены конкурентами и их ни в коем случае нельзя подпускать к бюллетеням. Один из мужиков попытался возразить:

– Да мы вообще не прописаны на этом участке. Здесь только Анатолич проживает. Мы при всем желании не сможем ни за кого проголосовать.

– Мне Светлана Николаевна сказала никого не пускать, – упиралась Эльвира и продолжала держать оборону.

– А кто такая эта Светлана Николаевна? – попробовала выяснить председатель избирательной комиссии.

Для Эльвиры не существовало никаких вертикалей власти. Она не понимала, что выборный штаб кандидата, в котором я работала бригадиром, и избирательная комиссия – это совершенно разные структуры, никак не связанные между собой. Она уважала только того, кто напрямую платил ей деньги. Поэтому она презрительным тоном ответила женщине, что если она не знает Светлану Николаевну, то что она вообще забыла в избирательной комиссии? Надо поставить вопрос о ее соответствии должности! Бедная женщина чуть в обморок не упала. Потом немного пришла в себя и пошла звонить своему непосредственному руководству, чтобы прояснить ситуацию.

В этот момент к подъезду подъехало такси, из которого вышли четыре немолодые, но вполне себе привлекательные женщины с пакетами в руках. Мужики с пивом, увидев дам, обрадовались, стали обниматься, рассказывать, что не могут попасть в подъезд. Женщины никак не понимали, что происходит, смеялись, громко разговаривали, сообщили, что привезли много продуктов и сейчас забабахают шикарную вечеринку. Эльвира, наблюдая за всем этим в проеме подъездной двери, еще сильнее уверилась в своих подозрениях:

– Тааак! Подкрепление, значит, вызвали! Теперь еще эти шаболды хотят за Петрова проголосовать! Не пущу!

В этот момент к толпе перед подъездом подъехала полицейская машина. Молодой сотрудник, который сегодня уже …надцать раз бы на этом избирательном участке, вышел из машины с лицом, на котором жирным шрифтом отпечаталось его сожаление о выборе профессии. Он подошел к Эльвире и попытался выяснить, что происходит? Эльвира уже была на взводе и выражалась исключительно на матерном языке.

Из ее путанного объяснения полицейский понял, что каких‑то мужиков подкупили пивом, и они хотят всей толпой проголосовать за кандидата в депутаты Петрова. Для усиления оппозиционных настроений они вызвали своих шаболд, и если не пресечь их попытку попасть на участок, то приедет Светлана Николаевна и тогда всем вообще капец.

Полицейский попросил Эльвиру пропустить его внутрь, в подъезд. Там он переговорил с председателем избирательной комиссии, которая, естественно, озвучила ему иную точку зрения на происходящее. В итоге полицейский вызвал еще одну машину и сказал, что мужикам, их дамам и Эльвире надо срочно проехать в полицейский участок.

…В маленьком тесном кабинете полицейского мужики и их женщины сидели и писали объяснительные на листочках, кое‑как пристроив их на коленках, а Эльвира давала показания полицейскому под диктовку. Она по‑прежнему с трудом подбирала слова из нормативной лексики, но полицейский матерный язык тоже хорошо знал, поэтому без труда переводил его и транслировал на бумагу.

Одна из женщин переспросила: «Так и писать, что мы не шаболды?» Полицейский, едва сдерживая смех, кивнул в знак согласия. Эльвира открыла было рот, чтобы возразить, но полицейский быстро пресек ее попытку, сказав, что род занятий этих женщин сейчас ему не интересен.

Когда полицейский закончил брать объяснительные, он милостиво всех отпустил, посоветовав разойтись по домам. Мужики и их женщины толпой вышли из полицейского участка и направились в сторону «холостяцкой берлоги», размахивая бутылями с теплым пивом и пакетами с едой. Эльвира немного остыла в процессе дачи показаний, плелась в хвосте этой компании и ныла о том, что потеряла кучу времени. Пока она была в полиции, конкуренты запросто могли организовать «карусель» и проголосовать за Петрова.

Хозяин «холостяцкой берлоги», Анатолич, тоже немного остыл и воспринимал ситуацию как приключение. Он великодушно пообещал, что сейчас зайдет на участок, поскольку он один к нему имеет отношение по прописке, и проголосует за Иванова И.И. Его друзья стали выражать недовольство по этому поводу. Анатолич подмигнул им, давая понять, что это он для Эльвиры говорит, чтобы она отстала, а сам проголосует за кого‑нибудь другого. Толпа смеялась и шутила на тему выборов. И только у Эльвиры на душе было нехорошо.

Я в этот момент уже подъезжала к злополучному избирательному участку, потому что оттуда позвонили в штаб нашего кандидата и попросили приехать и объясниться с работниками избирательной комиссии. Я зашла туда как раз в тот момент, когда Анатолич взял бюллетень и внимательно изучал списки кандидатов, выбирая, за кого бы отдать голос.