Финиш
Приподнявшись в темной комнате, провожу рукой по пустой половине кровати. Бо, названный в честь дорогого человека, щелкает клыками, сидя на постели, где всего несколько часов назад она спала рядом со мной. Пес лает, вознамерившись вызвать у меня ненависть к нему.
Спустя всего несколько часов после нашего знакомства решаю, что это ему удалось.
Насторожившись из‑за ее исчезновения, смотрю в окно и вижу, что еще темно, как будто сейчас полночь.
Тру лицо рукой, чувствуя, как подступает тревога.
Я нарисовался спустя восемь месяцев, пообещал целый мир, объяснения, завтрак и поклялся ее заслужить. Взамен мне быстро показали дом, после чего я встал под душ и отрубился к чертям. Почти ничего не помню после того, как оказался под горячим паром, который расслабил настолько, что я прочувствовал облегчение, которого не испытывал много лет.
И после всех данных обещаний спустя час из‑за усталости не выполнил ни одного. Когда прошел запал, я отрубился и отрубился крепко.
Какого черта, Тобиас?
Скинув одеяло, переодеваюсь в одежду, в которой приехал сюда, и просовываю ноги в ботинки.
Обыскивая комнату, замечаю на одной из книжных полок небольшие часы из золота с колокольчиками наверху, и пытаюсь разглядеть, сколько времени.
Четыре утра.
Временная метка, обозначающая первый день в аду.
Более того, почти уверен, что Сесилия запаниковала.
Merde[1].
Надеялся, что она проспит всю ночь, но нужно было думать головой. Устав из‑за разницы в часовых поясах и тридцатишестичасового полета, я отключился, не обсудив с ней все всерьез. Я был почти без чувств и не смог дать ей ни одного объяснения, что меня сдерживало. Резко вспоминаю, как она переоделась в фланелевую пижаму, пока я вытирался после душа. Это помню точно, поскольку счел забавным, что она надела такую одежду, и осознал, что она не вознаградит своим телом за возвращение. Однако это не помешало ей украдкой поедать меня взглядом.
Знаю, что обычно Сесилия просыпается ни свет ни заря, чтобы открыть кафе, но сейчас еще слишком рано, и она явно не выспалась. А вот я проспал как убитый – лучше, чем за последние годы, потому что ночевал в ее постели. Знаю, что по той же причине она не выспалась.
Из‑за меня и моего эффектного возвращения в ее жизнь.
Может, мне и удалось поставить ногу на порог ее дома, но она все еще держит ладонь на дверной ручке, и стоит облажаться, как Сесилия захлопнет дверь перед моим носом. А начал я просто потрясающе.
Расстроенно вздыхаю, а Бо продолжает на меня гавкать, что напоминает собачье объявление территориальной войны, пока я наконец не гаркаю:
– Putain, tais‑toi![2]
Внезапно Бо замолкает и, наклонив голову, смотрит черными, как бусинки, глазами, явственно ставя под сомнение мой авторитарный тон.
– Couché[3].
Бо безропотно выполняет команду. Простые команды он выполняет в совершенстве. Команды, которые хорошо понимает по‑французски.
Остроухий пес прыгает у ног, пока пытаюсь привыкнуть к темноте. И хотя безумно хочется побыстрее направиться к Сесилии, где бы она ни была, ничего не могу с собой поделать и из любопытства оглядываю ее спальню. Эта комната значительно отличается от той, к которой мы привыкли – от комнаты в доме ее отца, где я манипулировал ею, трахал и разрушал, а потом начал боготворить и любить.
Она сказала, что дом у нее небольшой, но каждый уголок отмечен цветом, вдохновением и таит в себе уют.
Сесилия словно тщательно продумала каждую комнату в доме, сделав его святилищем и доказательством своего роста. Я вижу это по утонченным произведениям искусства, по ее выбору.
Включив настольную лампу, выполненную в мозаичном стиле «Тиффани», просматриваю книги в твердом переплете, которые она еще не поставила на полку, и замечаю сделанные от руки пометки со списком дел, лежащие рядом со стопкой счетов.
Организовать благотворительный сбор продуктов ко Дню благодарения (отвезти к «У Мэгги»).
Вступить в торговую палату.
Взять кулинарный мастер‑класс?
«Горячая» йога?
Девичник с Мариссой?
Книжный клуб?
Угостить мистера Красавчика?
Обуздываю подступающий гнев и решаю не начинать утренний разговор с вопроса «Кто, черт возьми, такой этот мистер Красавчик?»
Оказавшись в затруднительном положении и попав в немилость, понимаю, что должен подавить врожденную склонность доминировать, чтобы помириться с ней перед тем, как объявить войну за территорию. И под войной имею в виду полноценную битву, во время которой мы сделаем все возможное, чтобы вернуть то, что покоится под руинами последнего сражения.
Взвинченный из‑за найденного, иду в поисках нее на кухню. Здесь пусто, и меня охватывает волнение, но расплываюсь в улыбке, увидев лежащую на стойке французскую прессу. И в то же мгновение в груди становится больно от того, что ситуацию, в которой оказался, можно истолковать по‑разному.
Да, может, я тут, с ней, но не в том качестве, в котором хотелось бы.
Чтобы вернуть ее, необходимо терпение, но в этом я никогда не был силен.
Прошло очень много времени с тех пор, как мы по‑настоящему были вместе. Несколько беспощадных лет с тех пор, как мы признались в любви на заднем дворе поместья Романа, а потом нас разлучили ужасные события. События, причиной которых стал я.
С того момента и по сей день все препятствия, с которыми я столкнулся за последние восемь месяцев, преграды, которые преодолел с таким трудом, чтобы оказаться здесь, войти в ее дом, кажется, окупились.
[1] Дерьмо (фр.)
[2] Заткнись, черт возьми! (фр.)
[3] Слезай (фр.)
