Финиш

– Я не уйду, – нежно шепчу, зная, что все напрасно. Сесилия не хочет меня слушать. Не сейчас. Встаю и делаю все ровно наоборот – вхожу в дом и иду в ее спальню. Достаю из ящика толстовку и возвращаюсь на улицу, пока она опустошает следующий контейнер. Когда сую ей толстую кофту, Сесилия смеряет меня взглядом.

– Мне нормально.

– Сесилия, здесь холодно.

Она поднимается, снимает перчатки и вырывает из моих рук толстовку. Натягивает ее через голову, и я вижу логотип с названием университета – яркое напоминание о том, как скучал по ней четыре года ее учебы в колледже и во время летних каникул, которые она провела во Франции, и последующие годы. Мучительное напоминание о том, сколько всего она познала в жизни без меня. Даже с ежедневными докладами о ее благополучии и деталях личной жизни, которые мог вынести, большинство интимных подробностей мне неизвестно. Зная их, я бы не справился, хотя меня не раз одолевало любопытство, и я напивался до беспамятства, отбросив назад свой прогресс. Сейчас она стоит напротив и настороженно смотрит, но даже так по венам пробегает ток. Наше притяжение осязаемо, с первого дня знакомства оно неизменно присутствует между нами. Даже в тусклом желтом свете вижу на ее носу веснушки. Она – симметричное совершенство, начиная с формы лица и заканчивая крошечной ямочкой на подбородке. Тянусь к ней, и она отходит.

Сесилия снова замахивается, и чувствую каждый удар лопаткой. Засунув руки в карманы джинсов, пинаю ботинком отвалившийся с ограды камень, возвращая его на место.

– Что тебе снилось?

Сесилия кусает губу и рассеянно смотрит на меня.

– Думаю, Фрейд интерпретировал бы этот сон так, что я на самом деле тебя не знаю. – Она снова становится на колени. – Я не знаю марку твоей зубной пасты.

– Это легко исправить. Что еще случилось?

– Не помню.

– Врешь. Готов поспорить, из‑за этого сна ты вышла на улицу. Потому что уж я тебя знаю.

Она резко вздыхает.

– Мне нужно тут закончить.

– Это называется многозадачностью. – Снова встаю на колени и отпихиваю ее, чтобы тоже приняться за работу. Беру лопатку из старого деревянного ящика с инструментами, стоящего на каменистой дорожке.

– Еще рано, ты устал, и мне не нужна твоя помощь.

– Мы будем вместе. Сегодня, завтра и послезавтра, Сесилия.

– Просто… отстань, Тобиас. – Дрожь в голосе Сесилии выдает все, что мне нужно знать. Она встает и подходит к большому мешку с почвенной смесью, а потом тащит его ко мне. Не порываюсь помочь, поскольку почти уверен, что она вонзит в меня лопатку, если попытаюсь к ней приблизиться.

Она злится. Я это предвидел, но все равно больно. Вчера я вторгся в ее личное пространство так же, как делал это все то время, что мы были вместе, и больше того не желаю, но это выше моих сил.

Словно почувствовав мою борьбу с самим собой, хотя я и видом того не показываю, она опускает голову.

– Тобиас, я не хочу спорить.

– С каких это пор ты боишься конфликтов?

– Я не боюсь. – Моя очень сердитая садовница без особый усилий разрывает плотный пакет. – Просто сейчас мне нечего тебе сказать.

– Мы снова начинаем со лжи?

Выражение ее темно‑голубых глаз становится холодным.

– Я устроила здесь жизнь. Пусть даже временную, но я не откажусь от нее ради тебя. Этого не повторится.

– Ну, мне ясна причина. Ты ускоренными темпами движешься к интересной жизни. «Горячая» йога? Торговая палата? – Сжимаю руки в кулак. Сейчас не время и не место для этого спора.

– Ну разумеется, ты снова сунул нос в чужие дела. Как же это в твоем стиле – ворваться в мою личную жизнь спустя столько лет.

– Ты знала, кого полюбила.

– Но вовсе не значит, что я этого хотела.

– Когда дело касается нас, разлука не главное. Теперь я это понял.

– Нет, это не так. Это важно. Важно для меня. Знаю, я согласилась попробовать, но чего ты ждал? Что я, не задавая лишних вопросов, вернусь домой, раздвину ноги и распахну сердце? Тобиас, я уже не та девочка и уж точно не та женщина.

– Мы говорим о тебе, а уж тебя я, черт возьми, знаю. Если бы ты изменилась, перестала быть той женщиной, которая умеет прощать и любить только как умеешь ты, то прошлой ночью я бы не спал в твоей постели. А вот насчет твоих планов не знаю, потому что мы еще не обсудили все, что нужно, и не составили ни одного гребаного плана вместе. Мы сейчас ведем переговоры. Что. Тебе. Снилось?

– А что еще мне могло сниться?

– Я тебя не оставлю. Ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра. Скорее ад замерзнет. Скорее я съем бургер.

А вот этого не надо было говорить.

– Думаешь, это смешно? – Испачканная землей Сесилия испепеляет меня взглядом. В ее глазах горят обвинение и оставшийся гнев.

– Думаю, чувство юмора придает нашему разговору не такой кровожадный тон, но, судя по выражению твоего лица, ты не разделяешь эту точку зрения.

– Ты жил с ней, – еле слышно звучит признание.

– Так тебе приснилась Алисия?

– Она тебя знала. Ты позволил ей узнать тебя. Она знала марку твоей зубной пасты. Наверное, и чертовы галстуки по утрам тебе подбирала. С ней ты поделился этими деталями.

– Не надо, – качаю головой, переживая из‑за того, куда зашел разговор. – Не говори так.

– От меня ты отказался, а с ней жил. Мне даже не довелось увидеть, где ты жил.

– Нет, ты видела. Ты видела единственное место, которое я считал домом. Гадюшник на окраине города, где жила моя тетя. Это место было единственным моим домом в Трипл‑Фоллс. В остальных я просто отдыхал между деловыми поездками. У меня не было настоящего дома с тех пор, как умерли родители, а с ней я не жил.

– С ее слов создалось иное впечатление.

– И я позволил тебе так думать.

– Безусловно! – У Сесилии вырывается сердитый смешок.

Мне удается скрыть обиду в голосе:

– Забыла поговорку про стеклянные дома, Сесилия? Забыла, что, когда вернулась в Трипл‑Фоллс, бросив жениха, с которым все это время жила, на твоем пальце было кольцо с камнем в два чертовых карата? Или ты еще держишь его на всякий случай? – Остынь, Тобиас. Сию же, мать твою, минуту.

Закрываю глаза, боясь увидеть последствия своего резкого комментария.