Генерал бубновый. Или «Как нас убивали…»
– В обед двое пришли в кожанах. Приставали.
– А ты?
– Я сказала, как вы велели. Что мы краснюки, что мы под ментами…
– Молодец, Нина. С меня шоколад.
– Нет. Лучше целуй в щечку…
И он поцеловал мягкую с легким пушком бархатистую щеку.
– А прошлый раз обещал шампанское…
Это была их недавняя игра веселая и целомудренная с его стороны, потому что дядя не раз повторял: один раз дашь слабину – тебя эти красавицы оседлают. И коммерция к черту. Начнут воровать. Поэтому он каждый раз останавливался в шаге, проявляя упертость. Когда кассирша начинала склонять к близости легко и непринужденно, Мищев интуитивно понимал, что тут не чисто, просил однокурсников, сделать обмен валюты на рубли, слегка помечая банкноты. Недостача могла быть в десять‑двадцать долларов, что иногда прощал, но чаще беззастенчиво расставался с кассиршей. Желающих получать зарплату в валюте сотни, как на конкурсах красоты.
Российский народ, примороженный строгими запретами, быстро приободрился, кинулся скупать доллары, марки. Один доллар стоил в июле 125 рублей, а в августе уже двести. Валютной выручки катастрофически не хватало. Люди пытались сохранить заработанное, но рубль стремительно падал, появились ценники в магазинах с надписями « цена в У.Е.» Прогнозы финансистов были неутешительными. Поговаривали, что при таком темпе рубль скоро упадет до трех тысяч за один доллар.
«Примечание: В 1997 году появилась в обращении купюра в 500 тысяч рублей»
На обменнике у Белорусского вокзала прижилась смазливая грудастая девчонка, приехавшая из под Киева. Мыльников стал захаживать сюда каждый день, привозил сладости, пирожные и вскоре, окончательно потерял голосу.
«Ах, Мариночка! А как готовит, а как поёт…» – рассказывал он друзьям, не обращая внимания на их насмешки. После нескольких походов в ресторан, с посещением отеля, снял небольшую квартирку рядом с метро Пушкинская. А в марте заявил, что хочет на ней жениться… Мищев остерегал, говорил, что она глуповата, и кроме жратвы, шмоток ничем больше не интересуется.
А Кузиков после стакана коньяка, честно признался, что Марина его будоражит, и, похоже, не просто так строит глазки. Если бы не крепкая дружба, то затащил хохлушку в постель.
– Узнаю, убью! – сказал Мыльников, поглаживая свою шкиперскую бородку, которую отрастил для солидности.
– Ага, из рогатки.
И все же Мыльников приобрел кольца. Регистрацию назначил на 7 апреля. А в первых числах апреля Кузиков встретил на улице университетского приятеля Мишку. Мишка необычайно обрадовался, потащил в кафе у Тишинского рынка, где его давно знают, где азербайджанцы готовят отменные хинкали, говорил он, захлебываясь от восторга и радости, что вот Кузиков, один из лидеров на их курсе, готов с ним выпить. Они хлопали по плечам, перебивая друг друга: а Нинку‑то, помнишь, как мы с ней. А этого Вовку длинного…
Расторопный бородатый хозяин заведения, предложил не поддельный коньяк «Наполеон», что их рассмешило.
– Тогда уж лучше неподдельного вина…
Под вино разговор с однокурсников и преподавателей перекинулся на работу и, конечно же, на безжалостное падение курса рубля.
– Зашел тут рядом, у Белорусского разменять банкноту в 500 марок. А кассирша симпатичная, но такая строгая. Крутила ее и так и этак. Бровки хмурила, и все не решалась разменять. Боялась.
– Да, ну!.., а ты, Мишель крутяк, – пошутил Кузиков, думая о чем‑то своем. – Говоришь пятьсот марок… Схватил его за руку. – Это же такая редкость! Пойдем…
Они рассчитались, оставили на столе недопитое вино и скорым шагом направились к вокзалу. Кузиков на ходу наставлял: « Я зайду, а ты постой, у входа… Да, не перебивай. Так надо. Очень надо. Потом крикну, зайдешь».
В обменнике никого не было, кассирша возилась над раскрытой дамской сумочкой.
– Марина, нам срочно нужна валюта. Пересчитай всю прямо сейчас.
Марина спокойно стала пересчитывать банкноты, перевязывая каждый номинал резинкой. Потом заполнила пустографку.
– Я не вижу банкноты в 500 марок? Где она!
– Я не знаю… вечно ты придираешься, – кинула вверх голос Марина, щуря маслянистые черные глазки. – Не было такой банкноты…
Кузиков крикнул: «Мишка, зайди!»
Марина узнала клиента. Ее лицо преобразилось, она вскочила со стула, наклонилась прямо к лицу Кузикова, стала с плаксивыми нотками в голосе, как это делают девочки подростки, канючить.
– Прошу тебя, Коля ты же мой друг… Прошу, не сообщай Сашечке. Хотела сделать подарок к свадьбе.
Она заплакала, стала божится, что это случайность, ошибка, что больше никогда, ни разу.
– Да будет тебе издеваться над девкой…
Приятель подал Марине чистый носовой платок.
Кузиков угадал театральность сценки, его слегка рассмешил резкий переход кислого к сладкому.
– Дай мне ключи от съемной квартиры.
Слезы тут же высохли на лице у Марины.
– А это вот видел! – Маленький жилистый кулачок с кукишем вылетел ему прямо в лицо. Левой рукой она подхватила джинсовую сумку расшитую гарусом, нанесла ею же удар по лицу, и рванула по улице Горького к вокзалу, чтобы затеряться в толпе. Затерялась бы, но подломился высокий каблук. Она рухнула на асфальт, подвывая от злости, от боли в разбитой коленке. Подбежавший Кузиков тут же схватил сумку, нашарил связку ключей от квартиры на Малой Бронной, куда приезжал пару раз вместе с Мыльниковым.
– Ишь ты хитрая сучонка!
Мужчина лет сорока в широкополой шляпе уцепил Кузикова за куртку.
– Ты что творишь! Верни сумку…
Кузиков, отслуживший два года в войсках ВДВ после отчисления из университета, не раздумывая, сильным ударом в пах, а затем в голову, опрокинул мужчину на землю. Отшвырнул сумку: «Тварь продажная. Всё мало тебе…»
На съемной квартире они собрались втроем. После недолгих поисков обнаружили чемодан с импортными вещами, долларовую заначку. Кузиков пересчитал. «Это же выше годовой зарплаты кассирши!» На Мыльникова неприятно было смотреть. Он повторял снова и снова: «Да как же так!.. Я люблю ее. Как же так… Нет, я не верю!»
Мищев долго молчал, но тут не выдержал, передразнил грубо вперебивку: «Как же, как же… Проверять нужно, Мыло. Сколько об этом говорено. А ты!..» Ругнулся, выплескивая свой гнев.
Кузиков злой, нетерпеливый, сам уселся в обменнике на целый день. Отчет всех неприятно удивил. Невеста Марина утаивала ежедневно до полусотни долларов.