Глаза войны
Данный факт произвел скорее моральный эффект на командира роты и его людей, нежели практический. Рота могла легко обойти этот танк левее или правее на километр, но они почему‑то решили ждать подкрепления или наступления сумерек. Но танк сам прекратил огонь гораздо раньше.
Всё было предельно ясно – армейская хитрость. Раздражало то, что мы потеряли время, намотали лишний километраж, а сейчас на дороге стоят два наших экипажа и самоходки, которые мы бросили, спешив на помощь этим жуликам.
Когда командующий ротой офицер понял, что мы раскусили его хитрость и дело пахнет настоящим трибуналом за бесполезную трату ресурсов и времени – он взмолился, чтобы мы не докладывали о его беспочвенном самоуправстве и подтвердили его версию.
Он обещал, что его рота выступит и продолжит путь немедленно, а ещё для подтверждения его слов, в случае проверки, он попросил дать несколько выстрелов по неподвижному русскому танку, якобы мы подоспели его людям на помощь и добили этот русский танк.
Я был зол, но в тоже время не хотел, чтобы этот молодой парень – мой ровесник попал под трибунал, а его жизнь и будущее были бы испорчены на долгие годы.
Прежде чем согласиться, мы всё же решили осмотреть этот «Микки Маус», мне было любопытно кто вёл огонь из этого танка и почему перестал, да и вообще русский танкист всё ещё мог прятаться внутри машины.
С мерами предосторожности мы подобрались к танку, два наших экипажа в случае малейшего движения башни русского танка держали его на прицеле и готовы были разнести его на куски, но танк больше не подавал признаков жизни.
Увиденное внутри повергло нас в шок, мы получили ответы на одни вопросы, но возникли другие. Внутри танка было месиво, пробитие было в двух местах – одно сквозное в башне, другое справа в корпусе. Весь экипаж и все внутренности танка разворотило осколками.
Удивительно как ещё не сдетонировал боекомплект? Снарядов было в достатке, визуально – боекомплект был почти не израсходован.
В башне за курсовым пулемётом полусидел – полулежал русский танкист, у него не было обеих ног, возможно один из снарядов прошёл через него.
Было непонятно, как он не умер сразу от болевого шока? Было ясно, что огонь из пулемета вёл именно он, сил и возможности стрелять из орудия и заряжать снаряды у него не было, а стрелять из пулемета видимо ещё были. Он прекратил огонь, когда умер от потери крови.
На моего механика водителя Вилфреда эта картина произвела неизгладимое впечатление, он даже начал заикаться. Он не мог угомониться и всё спрашивал: «Феликс, зачем? Почему он так поступил, Феликс? А мы бы так смогли? Мы бы смогли?»
Мне это надоело, и я его одернул:
«О чём ты? Соберись солдат! Что смогли?»
Он также сбивчиво и заикаясь продолжал засыпать меня вопросами:
– «Ну как этот танкист на такое способен? Почему мы не можем как русские?
– Вилфред, замолчи, у тебя истерика, ты просто видел ещё мало смертей на этой войне. Я был во Франции, и кое‑что повидал, у тебя ещё всё впереди. Что за чушь пришла к тебе в голову? Почему ты решил, что мы так не можем?
Если нужно, ради дела, то и не так сможем, но дело в том, что нам не нужно. Русские не знают за что воюют, а мы знаем, у нас великая цель и миссия. Уясни это раз и навсегда. Мы смелее русских, но нам так не нужно, потому что мы уже выиграли эту войну, а это (указал я жестом на русский танк), просто забудь, как дурной сон…»
Позже я вспоминал этот разговор. Оказалось, что когда было нужно, мы так не смогли…
Меньше чем через полгода, после этого разговора, в декабре сорок первого, во время всеобщего отступления, я настоял на том, чтобы бросить три наших САУ и слить всё горючее в две самоходки.
По пути мы видели, как один из наших танков свалился в кювет и забуксовал, но мы бросили танкистов, сказали – ждать помощи от других, отказались брать на буксир, понимая, что дополнительная нагрузка приведёт к перерасходу горючего и мы с такой обузой не выберемся из этого кошмара. Мой экипаж и я хотели выжить любой ценой. Рассудок подсказывал нам, что нужно жить, а не совершать бесполезные подвиги».
Дочитал текст. Ещё одна весточка и напоминание, что война – это не кино «Т‑34», с Петровым в главной роли. Та война – это советский танкист, который с оторванными ногами жмёт на гашетку пулемёта, до последнего, до талого, пока из него самого, красными ручьями, вытекает жизнь…
Что он хочет от меня услышать? Какое мнение? Вроде, ответ уже и так содержится в этом отрывке – воспоминании. Этот ССман сам говорит, что они не могли так, не хотели так…
Немцы воевали рационально. Где – то более грамотно, более умело, но такой рационализм не выигрывает глобальных войн на уничтожение. Наши люди знали за какую страну воюют, знали ценности – за которые стоит сражаться. Они шли не за абстрактным понятием – Родина, а за вполне конкретную страну и убеждения. Желание их отстоять – было столь велико, что иной раз было сильнее, данного природой, инстинкта сохранить свою жизнь.
Когда говорят, что не было подвига Гастелло, что Космодемьянская воевала за «булочку и трамвайчик», а Саша Матросов просто споткнулся и упал на дуло немецкого пулемёта, то не учитывают подтвержденные документами весомые истины.
Не учитывают, как выживал Ленинград, когда люди месяцами ели лепёшки из столярного клея и держали рубежи, выходили на работу на ватных ногах, прокладывали «дорогу жизни» по Ладоге. Не учитывают, как эвакуировали промышленность за Урал и дальше, а потом запускали станки, буквально в поле, делали танки, самолёты, а дети своими ручонками собирали снаряды и мины.
То есть, массово каждый мог совершать подвиги, а вот конкретно один человек на подвиг был не способен? Так, что ли получается? Нет, конечно – это бред. Каждый день бойцы, командиры и люди в тылу совершали свои индивидуальные подвиги, которые незаметно превратились в нормальную, рутинную боевую работу.
Интересно, этот Бирхофф видел или слышал, чтобы немцы подрывали себя гранатами во время боя или вызывали огонь на себя? Думаю, что нет. Если бы такое было, то они бы об этом раструбили на весь мир, как трубят о воздушных победах Эриха Хартманна и подбитых танка Отто Кариуса.
Нет, они так не воевали, для немцев – это не рационально. Вот уничтожить сотни тысяч и миллионы мирных жителей, для «освобождения жизненного пространства» – это рационально, а погибнуть, чтобы жили другие – нет. Для них, мы всегда будем непонятным народом и выражаясь словами известной киноклассики, у нас всегда «гранаты не той системы».
