Год дракона

Впрочем, клинок тоже заслуживал отдельного внимания. Примерно половину его, начиная от гарды, занимали крупные зазубрины с обоих концов. Как пояснил Вовка, у зазубренных клинков больше режущая поверхность и меньше масса, что идеально подходит для начинающих фехтовальщиков. Меня смущало это оружие.

– Не обижайся, Вов, но на дворе третье тысячелетие, и мечи… – я не мог подобрать слова, чтобы не обидеть брата. – Тебе не кажется, что пистолет более функциональное оружие?

Брат в недоумении выпрямился, словно я сморозил чушь.

– Во‑первых, против большинства тварей огнестрельное оружие бесполезно: одним оно не причинит никакого вреда, а в других очень сложно попасть, – терпеливо, как маленькому ребёнку, стал объяснять он. – И меч в данных обстоятельствах – единственное оружие, которое позволит сокрушить любого врага.

– Но если тварям пули нипочём, то и холодное оружие не достанет их.

– Холодное – да, но не наши мечи. Дело в том, что при их ковке драконы добавляют в расплавленную сталь свою кровь и используют магические заклинания. Всё это улучшает боевые качества оружия. Даже небольшая рана, нанесённая драконьим клинком, для любой твари в этом мире может быть смертельна. К тому же меч – это продолжение воина. Это его рука, его боевой друг, его история. Он не просто абстрактный предмет – он личность, имеющая человеческие и даже сверхчеловеческие качества. Он будет помогать тебе, будет спорить с тобой. Его можно обидеть и задобрить. Меч олицетворяет твою силу перед врагом. Это не «Макаров», из которого ты можешь отстреливаться, трусливо прячась за выступ в стене. Меч сводит тебя лицом к лицу с врагом, и в этом бою ты должен доказать, что сильнее, что ты имеешь право зваться воином и даже драконом. Кроме того, твой меч будет наполняться силой после каждого сражения, чего не скажешь о пистолете, который ты будешь перезаряжать новой обоймой. Кстати, в этом ещё один плюс холодного оружия: оно никогда не даст осечки, в нём не кончатся патроны и если кому‑то удастся, например, отобрать твой меч, то умело использовать его дано не многим. Это не пистолет, где ты просто жмёшь на спусковой крючок.

Речь брата впечатлила меня, но я всё же не смог удержаться от едкого замечания:

– Если меч такой полезный, тогда зачем тебе «Стечкин»?

Сказав это, я испугался, что могу обидеть Вовку. Он пытается донести до меня какие‑то знания, а я ерепенюсь. Но брат не обиделся, а лишь небрежно отмахнулся:

– Пистолет нужен для людей. Они будут доставлять тебе массу неприятностей, и, к сожалению, они редко вооружены мечами – в основном пистолетами. Так что тебе придётся говорить с ними на их языке.

Конечно, фехтовать я учился на деревянном мече, потому что стальной тушку курицы разрезал, как бумагу. По неопытности я бы в первую неделю остался без пальцев, ушей и, возможно, устроил бы себе харакири.

Итак, с середины марта моё расписание уплотнилось уроками фехтования. Мне вообще стало казаться, что меня призвали в армию: тренировки, режим, дисциплина, рукопашный бой, вождение, собирание оружия на время, трижды в неделю фехтование, дважды – стрельба в тире. Да, Вовка отдал мне свой первый пистолет – «Макаров» калибром 9 на 18 миллиметров.

– Пока учись на этом, а потом подберёшь себе оружие по характеру, – сказал брат, и я учился на «Макарове».

Штанги и гантели укрепили мускулы, моя рука стала твердой – и для того, чтобы гасить отдачу, и чтобы наносить опасные удары мечом. Мне нравилось, как изменилось моё тело. Пусть я не выглядел мощным, как Вовка, я стал сильнее и мобильнее. Я оттачивал остроту реакции, а мой мышечный корсет помогал достигнуть манёвренности. Вовка уже не мог ударить меня столько раз, сколько ему удавалось в феврале: я уворачивался и бил его в ответ. Этот бешенный ритм придал моей жизни неожиданно приятный вкус, и я уже не так сильно переживал из‑за своей внезапной капитуляции. Временами мне казалось, что мой скептицизм вернётся ко мне, как после травмы людям, потерявшим зрение, возвращается способность видеть. Но то были кратковременные вспышки надежды. В остальное время я с любопытством и без тени сомнения внимал рассказам брата про различных тварей. Интерес подогревали и практические занятия: я несколько раз побывал с Вовкой на охоте. Пока что он охотился на паразитов, но обещал мне сафари.

– Ты пока больше человек, нежели дракон, а потому являешься хорошей приманкой для хищников, – гасил моё нетерпение брат. – Боюсь, для меня твоя охота превратится в операцию по спасению рядового Райана.

– И когда я стану больше драконом, чем человеком?

– Когда твоя сущность окончательно проснётся.

Кстати, о моей сущности. Я стал ощущать в себе нечто такое, чего раньше не чувствовал. Поначалу я был уверен, что это сила самовнушения, но с каждым днём мои ощущения становились всё ярче и глубже, и я стал подозревать, что пробуждение во мне дракона не за горами. Этот факт пугал меня и одновременно волновал, как пугало и волновало героев прочитанных мною книг первое свидание.

Первым сигналом, что со мной что‑то не так, стали головные боли. Они были такие же сильные, как та, которую вызвал Вовка в ночь после первой охоты. Наверное, поэтому они и случались со мной ночью. Иногда до того, как я усну, иногда я просыпался от невыносимой мигрени и лежал, свернувшись в клубок и дожидаясь, пока меня отпустит. Звать на помощь брата мне было неловко, поэтому я терпел, сжав зубы. Но однажды приступ накрыл меня во время спарринга. Мигрень была настолько сильной, что сбила меня с ног. Я упал на колени, и у меня потемнело в глазах. Боль разрывала голову, словно в неё воткнули топор. Я лишь почувствовал, как брат подхватил меня под руки и уложил на спину. Не знаю, что он сделал, но боль из головы плавно перетекла в грудь, а потом растворилась в теле.

– Давно это с тобой? – строго поинтересовался Вовка, когда я пришёл в себя и сел.

– Второй раз, – соврал я.

– Я же просил сообщить мне!

– Вов, это случилось, когда тебя не было дома. Я хотел рассказать, но забыл.

Брат вздохнул и помог мне подняться.

– Как только я договорюсь, поедем к Шу. Затягивать с твоими болями не стоит.

Впрочем, я чувствовал, что не только они являются предвестниками моего необычного будущего. Ещё одним звоночком, что со мной происходит нечто необычное, стала неожиданная всеобъемлющая любовь ко мне представителей животного мира. На улице мне не давали прохода собаки. Они бросались ко мне, радостно виляя хвостами и повизгивая, они лизали мне руки и преданно заглядывали в глаза, вызывая у своих хозяев всю гамму чувств от недоумения до ревности. Воробьи, голуби, синицы и даже вороны ели у меня с рук. Коты терлись о ноги и урчали, как двигатель «Газели». Вовка подтрунивал надо мной:

– Смотри, чтобы голуби тебя за памятник не приняли, а то нагадят.

А ещё я стал видеть то, чего не мог видеть раньше в силу своей человеческой сущности. Например, тварей. Когда Вовка вынимал их из людей, я поражался, какими разными создала их природа. У каждого паразита был свой способ поедать человеческие души. Одни вгрызались в тонкую материю подобно гусеницам и объедали всё вокруг себя; другие двигались, как змейка в компьютерной игре, выедая тоннели и вырастая в длину; третьи сжимали душу в кольцо, поглощая выделяющуюся энергию; четвёртые прорастали в ней разветвлённой сетью корней, вытягивая живительные соки; пятые подобно коросте покрывали всю оболочку души, не давая ей развиваться.