Год дракона

Шёл восьмой год ожиданий. Я жил мелкими радостями и привилегиями старшего воспитанника детдома. Всю учебную неделю проводил в городе (меня там поселили в общежитии), на выходные возвращался в родные пенаты. В городе я был белой вороной, потому что не пил вместе с одногруппниками водку, а на дискотеках быстро уставал от громкой музыки. В училище у меня не было друзей: парни и девушки меня сторонились. Впрочем, я тоже сторонился их, потому что мои сверстники казались мне примитивными созданиями. Все их желания сводились к тому, чтобы достать выпивки и заняться сексом.

Иногда я завидовал одногруппникам, но больше частью – жалел их. Не имея важной цели, какую имел я, они неслись по течению жизни, ослеплённые физиологией, и этим ничем не отличались от тараканов, вольготно проживавших вместе с нами в общежитии.

В детдоме я тоже выделялся из общей массы, потому что занимался несвойственной для старшего воспитанника работой: помогал повару тёте Маше, возился с младшими, не воровал, не пил, не дрался с деревенскими. Сироты на меня смотрели косо, но мои ровесницы, преодолевая страх перед моей странностью, пытались со мной заигрывать. Я не отвечал им взаимностью, но и не отталкивал – держал на нейтральном расстоянии детдомовской дружбы. Я жил в ожидании своего совершеннолетия, когда можно будет стать свободным человеком и начать поиски брата, и не хотел, чтобы любовные отношения помешали моим планам.

И вот в каникулы, 31 января, когда я пилил дрова за сараем, а Лерка Владимирова тёрлась рядом, всячески строя мне глазки, во двор въехал тёмно‑синий, почти чёрный «Чероки». Он был не первой молодости, где‑то середины девяностых, его заднее левое крыло недавно заменили, и оно выделялось более светлым цветом. Впрочем, пара дней по нашему бездорожью и слякоти – и от разницы в цвете не останется и следа. Я не видел номера машины, но точно знал, что приехал кто‑то чужой: таких джипов я не помнил ни у местных чиновников, ни у здешних бизнесменов, которые частенько наведывались к нам с показушной благотворительностью.

Из джипа долго никто не выходил, и моё любопытство росло с каждой секундой. К тому же сквозь тонированные стёкла не было видно, сколько человек сидит в салоне.

– Как думаешь кто? – Лерка тоже наблюдала за машиной гостя.

– Не знаю, – почему‑то шёпотом ответил я, и когда дверь водителя открылась, мне вдруг стало нехорошо. Я на секунду представил, как из джипа сейчас выйдут несколько бандитов и откроют стрельбу по сиротам. Я хотел предотвратить это, но не знал как, поэтому бросил Лерке: «Жди тут!» и шагнул навстречу неизбежности.

В следующую секунду я изумлённо замер: из джипа вышел Вовка. Он стал ещё плечистее и выше, и его мощную фигуру удачно подчёркивала короткая тёплая куртка и чёрные штаны, заправленные в армейские сапоги, какие носят десантники. Довершала портрет трёхдневная щетина, которая придавала лицу брата мужественности. Я не мог ни пошевелиться, ни произнести хоть слово. А Вовка, словно виделся со мной только вчера, привычным движением захлопнул дверцу, поставил машину на сигнализацию и только после этого улыбнулся.

Он всё так же чуть сильнее оттягивал правый уголок рта, из‑за чего улыбка получалась немного скошенной вправо, как будто он по‑доброму усмехался над неумелыми младшими братьями. Но эта улыбка стоила дороже всех сокровищ мира. Я задохнулся от сердцебиения и, наконец, смог сойти с места – бросился брату на шею, как будто мне всё ещё было десять лет. Вовка обнял меня, и я ощутил, какая сила появилась в его руках. Возможно, в детстве он просто не сжимал нас так крепко, как теперь.

– Я же сказал, что вернусь за тобой, – голос у него был бархатистый и такой родной.

– Почему ты раньше не приезжал? – я разжал руки и отступил на шаг. – Я думал, ты погиб.

– Мне надо было подготовиться, – Вовка виновато пожал плечами.

– К чему?

– Чтобы защи… – он запнулся и смущённо кашлянул. – Чтобы позаботиться о тебе и Максике. Проводи меня к директору.

У меня ноги подкашивались от радости, мне хотелось кричать, но я лишь сдержанно улыбался.

– Это твой брат? – спрашивали меня все, кто попадался нам на пути к кабинету директора.

– Да, – небрежно отвечал я. – Он приехал за мной.

– Что‑то вы долго думали, Владимир Сергеевич, – мрачно вздохнул директор, перебирая документы, которые привёз брат. – А где представитель отдела опеки?

– Вы с ним уже встречались, не ломайте комедию, – сурово ответил брат. – Вы просили привезти документы. Я собрал их и привёз.

У меня неприятно ёкнуло сердце: значит, директор уже знал, что мой брат жив и что он хочет забрать меня, но не сказал мне ни слова. В который раз за эти восемь лет мне захотелось сломать о его голову стул.

– Здесь не все документы.

Вовка в одно мгновение помрачнел, и мне показалось, что сейчас он воплотит мою мечту в реальность.

– Все, которые были в списке.

– Вы служили в горячей точке, Владимир Сергеевич. Служили четыре года, поэтому мне мало стандартной справки от психиатра. Нужна справка из военкомата, что вас демобилизовали по собственному желанию, а не по медицинским показаниям.

– Как вы думаете, психиатр, выдавший мне эту справку, не поинтересовался моим военным прошлым? – Вовка подался вперёд, как будто собирался боднуть директора. – Я беседовал с двумя профессорами, прежде чем мне дали добро на опекунство.

– Когда комитет по защите прав детей спросит с меня эту справку, что я ему отвечу? – повысил голос директор. – Если положен набор документов, то должен быть набор документов.

– Почему же вы не уточнили это при нашей встрече в отделе опеки?

– Я думал, что эта справка у вас на руках, раз вы проходили психиатрическую экспертизу. Странно, что её не затребовали врачи.

Вовка встал, с шумом отодвинув стул:

– Завтра я буду здесь со справкой. Только попробуйте придумать ещё какую‑нибудь причину, по которой я не смогу забрать Женьку!

– Завтра пятница, в отделе опеки неприёмный день, – ехидно заметил директор, но Вовка смерил его тяжёлым взглядом:

– Завтра я привезу справку!

Кивнув мне, он быстро вышел, и я сорвался следом за ним.

– Ничего, Жень, ничего, – брат ободрительно хлопнул меня по плечу. – Я вернусь за тобой, подождёшь?

– Я восемь лет ждал, подожду ещё один день, – улыбнулся я, стараясь как‑то успокоить его.

– Каждый час на счету, Женька, – Вовка вдруг остановился и впервые за всё это время посмотрел мне в глаза. – Я так соскучился по тебе, что не могу ждать ещё один день.

Мы вышли во двор.

– Я завтра с утра возьму эту чёртову бумагу и сразу обратно.

– Вов, не торопись. Дороги плохие.