Горбун, Или Маленький Парижанин

И он указал пальцем на кабачок «Адамово яблоко».

– Ура! – закричали фуражиры.

– Государи мои, – пробурчал Плюмаж‑младший, – советую вам снять шпаги со стены.

В один миг все пояса были застегнуты, и восемь наших храбрецов, отойдя от окошка, уселись за столы.

В воздухе запахло большой потасовкой. Брат Галунье кротко улыбался в редкие усишки.

– И мы утверждаем, – заговорил Плюмаж, чтобы создать видимость непринужденной беседы, – что лучшая стойка, когда сражаешься с левшой, а он крайне опасен…

В это время в дверях показалась бородатая физиономия предводителя мародеров.

– Ребята, а кабачок‑то занят! – крикнул он.

– Так освободим его! – ответили его подчиненные.

Предложение было простое и логичное. У командира, которого звали Карриг, никаких возражений против него не имелось. Волонтеры спешились и привязали своих коней, навьюченных вязанками сена, к кольцам, вбитым в стену кабачка.

Наши виртуозы шпаги продолжали сидеть как ни в чем не бывало.

– А ну, выметайтесь, да поживей! – объявил Карриг, вошедший первым. – Здесь места хватит только для королевских волонтеров.

Ответом ему было молчание. Только Плюмаж полуобернулся к друзьям и тихо сказал:

– Спокойно, дети мои! Не будем выходить из себя и заставим господ королевских волонтеров поплясать.

Люди Каррига уже ввалились в кабачок.

– Вы слышали, что вам сказано? – бросил тот.

Учителя фехтования поднялись и вежливо поклонились.

– Да вышвырнуть их через окно! – предложил канонир.

При этом он взял полный стакан Плюмажа и поднес его к губам. А Карриг продолжал:

– Вы что, мужланы неотесанные, не видите, что нам нужны ваши кувшины, столы и табуреты?

– Битый туз! – рявкнул Плюмаж‑младший. – Сейчас вы у нас, голуби мои, все получите!

И он разбил кувшин о голову канонира, а брат Галунье бросил свой тяжелый табурет в грудь Каррига.

В тот же миг в воздухе сверкнули шестнадцать клинков. Все, находившиеся здесь, были опытные, храбрые вояки и большие любители подраться. В схватку они вступили все разом и с великим удовольствием.

В шуме выделялся тенор Плюмажа.

– Сын человеческий! Задайте им! Задайте! – кричал он.

На это Карриг и его люди, бесстрашно бросившись в атаку, отвечали:

– Вперед! Лагардер! Лагардер!

И тут произошла неожиданная развязка. Плюмаж и Галунье, бывшие в первом ряду, отступили и толкнули между двумя сражающимися отрядами массивный стол.

– Битый туз! – крикнул гасконец. – Всем опустить шпаги!

Трое или четверо волонтеров уже получили царапины. Штурм им не удался, и они только теперь сообразили, с кем имеют дело.

– Что это вы тут кричали? – дрожащим от волнения голосом спросил брат Галунье. – Что кричали?

Остальные учителя фехтования ворчали недовольно:

– Да мы их тут, как котят, передавим!

– Тихо! – властно остановил их Плюмаж и обратился к пришедшим в смятение волонтерам: – А ну, отвечайте честно и без утайки, почему вы кричали «Лагардер!»?

– Потому что Лагардер – наш командир, – ответил Карриг.

– Шевалье Анри де Лагардер?

– Да.

– Наш Маленький Парижанин! Наше сокровище! – заворковал Галунье, у которого даже глаза увлажнились.

– Минутку, – остановил его Плюмаж. – Тут нужно разобраться. Мы оставили Лагардера в Париже, он служил в гвардейской легкой кавалерии.

– Лагардеру наскучила эта служба, – сообщил Карриг. – Он оставил себе только мундир и сейчас командует в этой долине ротой королевских волонтеров.

– Раз так, – приказал гасконец, – всем шпаги в ножны! Сын человеческий! Друзья Маленького Парижанина – наши друзья, и сейчас мы вместе выпьем за первую в мире шпагу.

– Согласен! – сказал Карриг, понявший, что его отряд легко отделался.

Господа королевские волонтеры торопливо вкладывали шпаги в ножны.

– А хотя бы извинения мы получим? – осведомился гордый, как все кастильцы, Пепе Убийца.

– Дружок, ежели у тебя так горит душа, ты получишь удовлетворение, сразившись со мной, – отвечал Плюмаж. – Что же касается этих господ, они под моим покровительством. За стол! Эй, вина! Я ошалел от радости! – И он протянул Карригу свой стакан со словами: – Имею честь представить вам моего помощника Галунье, который, не в обиду будь вам сказано, намеревался научить вас пляске, о какой вы даже и представления не имеете. Он, как и я, преданный друг де Лагардера.

– И гордится этим, – добавил брат Галунье.

– Что же до этих господ, – продолжал гасконец, – уж вы простите им их дурное настроение. Они приготовились разделаться с вами, мои храбрецы, а я вырвал у них кусок изо рта, опять же не в обиду будь вам сказано. Выпьем!

Все выпили. Последние слова Плюмажа польстили его друзьям, а господа королевские волонтеры, похоже, сделали вид, будто не заметили их, и не выразили обиды. И то сказать, они избавились от изрядной взбучки.

И пока толстуха пошла в погреб за холодным вином, остальные вынесли на лужайку столы, скамейки и табуреты, поскольку зальчик «Адамова яблока» оказался слишком мал для столь воинственной компании.

Вскорости все, вполне довольные, расселись за столами.

– Поговорим о Лагардере! – предложил Плюмаж. – Это ведь я дал ему первые уроки обращения со шпагой. Ему не было еще и шестнадцати, но какие надежды он подавал!

– Сейчас ему чуть больше восемнадцати, – сказал Карриг, – и, Бог свидетель, он их оправдал.

Виртуозы фехтования невольно прониклись интересом к герою, о котором им уже прожужжали уши. Они слушали, и ни у одного из них не возникло желания встретиться с ним иначе как за столом.

– Так, говорите, он оправдал надежды? – воодушевившись, продолжал Плюмаж. – Семь смертных грехов! И конечно, он все так же красив и так же бесстрашен как лев!

– Все так же счастлив с прекрасным полом! – пролепетал Галунье, залившись краской до кончиков ушей.

– Такой же ветреник, – бросил гасконец, – такой же сумасброд!

– Укротитель наглецов, защитник слабых!

– Буян, гроза мужей!