Город

Встал грузный Лев. Вечно потный, засаленный, пахнущий, но при этом не трусоватый, острый на язык и уверенный в себе. На вид он был первым кандидатом быть грушей для битья, однако проявив недюжую хитрость оказался вторым после Егора интриганом. Заводилой множества школьных баталий в которых он, естественно, не участвовал.

– Ермолаева? Здесь.

Встала аккуратная Тома. Любимица учителей, школьная староста и заводила всего школьного актива. Тома панически боялась кому‑то не понравится поэтому умела хорошо учиться и при этом ругаться матом и держать слово на разных школьных разборках. Ее авторитет был непререкаем. Крупные розовые щеки казалось тоже были намеренными, чтобы подчеркивать безграничное дружелюбие.

– Зайцев?

Встал Женя Косой. Большой амбал с характерной губой и торчащими из нее желтоватыми прокуренными зубами. Глаза близко к носу, такие же сальные, как у Кубрикова. Зайцев был боевиком в их шайке, таранным камнем и исполнителем. Казалось он тогда был лишен какого‑либо собственного мнения. Все, что касалось криминала, было для него крутым, любое, что было вне – не крутым. Косой умел драться беспощадно и бесстрашно.

– Кривошеев?

Встал скуластый Коля. Коротко стриженный, в спортивном костюме с аккуратно подшитыми локтями. Взгляд с прищуром, острый и напускно спокойный. Коля безуспешно штурмовал школьную иерархию, но удавалось плохо. Он вроде был своим для всех, но не хватало ума шутить также остро, как Лев и сил и сноровки драться как другие тоже не хватало. Характерной чертой была массивная крепкая голова на тонкой шее, водруженной на крепкое сбитое туловище.

– Кубриков?

Встал тощий взлохмоченный Алексей, в засаленной странной рубашке, похожий чем‑то на цыгана. Несмотря на субтильную комплекцию он обладал недюжими волевыми качествами, которые он накопил живя в неблагополучной семье и постоянно прошвыриваясь по улице. Глаза с густыми черными ресницами были полуприкрыты и словно покрыты каким‑то маслом – всем видом он выражал абсолютное безразличие.

– Кузнецова?

Встала худенькая Лида. Тонкие ноги казалось едва держат грузный джинсовый сарафан. Лида была симпатична, но акне давало много очков в минус, от чего она сильно переживала и тщательно и мастерски каждое утро скрывала его всеми доступными на тот момент средствами. Лида была аккуратной, с нотками утонченности, уважающей себя. Она держала дистанцию от всех, но при этом, когда надо могла сходить и погулять со всеми, если это не сулило никаких репутационных рисков для нее.

– Сазонов?

Встал Саша. Аккуратный, подтянутый, в светлых брюках и в рубашке застегнутой до шеи. Светлый добрый взгляд, корректный и начитанный. Саша был универсален для всех – помогал во всем, мог не напрягая никого пить со всеми и петь песни под гитару. Мог дать сдачи, но при этом не употреблял ничего, кроме алкоголя – что было балансиром‑противовесом, удерживающим его ровно посередине всех школьных проблем.

– Ильчук?

Встала Мария. В классе она была изгоем, с ней общался только Саша и Аня. Главный скандал всего и вся – нестандартная, творческая, из богатой семьи. Ее ненавидели за все, в первую очередь, конечно, за дорогие вещи, потом за чудаковатый ершистый характер, в конце просто за странный внешний вид – в те времена не было принято так ходить и одеваться. Она была школьной белой вороной и олицетворением того, что Кубриков и остальные ненавидели – напускная индивидуальность.

– Исаев?

Встал Виктор. В спортивной гимнастерке до шеи. На плече белыми нитками самостоятельно был пришит логотип общества «Динамо». Витя, в прошлом обычный мальчишка без талантов, после секции борьбы заработал авторитет скандально бросив через плечо кого‑то из старшеклассников. Кубриков сразу взял его под крыло, в расчете на какие‑то сложные баталии, в которых такие навыки могут пригодиться. Витя был статен, разбирался в технике и в целом перспективен, но ему не хватало харизмы. Его бы качества, да Тимуру, тогда совсем бы не было отбоя от девочек.

– Муравьев? Миша? Здесь.

Встал отличник‑Михаил. Кучерявый, длинный, нескладный и неудобный какой‑то на вид. В сером растянутом свитере, на вид страшно колючем, еще и на одну только майку. Умный, но не такой цепкий, как Лев, вдохновленный, сын каких‑то маститых инженеров‑радистов.

– Чудинова? Виталина?

Встала Вита. В блестящей с серебрянной нитью юбкой из секонд‑хенда, в свитере по растянутости и засаленности схожим, если не худшим, чем у Миши. Главный аутсайдер класса. Тихая, неуклюжая, неразговорчивая. В принципе ее не ненавидели, как Машу, просто совсем не замечали. Посмеивались с ее странной семьи во главе с отцом‑фокусником, который иногда давал представления в центре города. Сама Вита была крупной, с глазами слегка расходящимися в стороны. Ее особо не травили только из‑за старших братьев, которые были уважаемыми ловкими старшеклассниками, способными отвесить и подзатыльника и один на один в серьезных уже драках могли неплохо так припугнуть вполне реальной заточкой. Быть тенью братьев устраивало безразличную, в сущности, Виту.

– Кого нет получается? Тамара?

– Дрожжина, Тани Шкурковой… Еще Каменевой.

– А Малиновская?

– Я не знаю, Анатолий Иванович, второй день нет.

– Грипп? – Тома пожала плечами.

– Ладно. Кубриков, тише там. Сегодня тема – религия Средних веков. Доставайте тетради. Кривошеев? Ровно сиди.

 

*******

В промышленных портовых районах стоит запах перекаленой металлической стружки и грязной водной пены. Наблюдая издалека, видишь только оцепеневшие конструкции, краны и фонари. Людей за этим не видно, и что они там делают тоже. Выглядит безжизненно и пасмурно. А тем временем где‑то в недрах вразвалочку ковыляют рабочие, ругаются, что‑то перетаскивают и курят. Ржавый запах меняется на вонь мокрого асфальта. Отойдя подальше видишь только огни, всегда размытые, нечеткие, отражающиеся в гавани. По морю идёт невообразимый пароход, с торчащими в разные стороны закопченными трубами и антеннами, кажется, что им управляет визжащий бездушный механизм, а не команда, то и дело мелькающая на палубе.

На берегу сидели двое, смотрели на пароход. Рядом, прям из песка и глины, торчало мертвое деревце, под ним трепыхалась сброшенная змеиная кожа, прижатая гнилым яблоком. Маша закрыла дневник, подсунула его под сумку и закурила поджав ноги в кедах. Саша лежал прислонившись головой к рюкзаку, вытянув ноги. Смотрели на море.

– Что там еще интересного? – спросил Саша, набрав камней в руку, принявшийся их вяло бросать в сторону.

– Про подъем хорошо, про разговор с Богом… Про эскапизм и толкинистов еще. – снова открыла и перелистнула дневник Маша – Стихи видела?

– Да, но мне кажется это кто‑то другой написал, там и почерк немного другой. Интересно, конечно, ты нашел…