Грань. Сборник мистических рассказов

– В вашем мире он тоже существует и о нем известно, только правительство это скрывает, как и многое другое, – хмыкнул мужчина. – В середине двадцатого столетия научный мир принял ньютоновскую теорию эфира. Под эфиром понимали гипотетическую невидимую субстанцию, которая заполняет все пространство и является средой, обеспечивающей распространение света и всякой лучистой энергии вообще. Эйнштейн, признававший эту теорию в свои ранние годы, впоследствии убедительно показал, что невозможно существование однообразного спокойного эфирного океана, в котором движется материя. Не все физики признали аргументы Эйнштейна, а вот Вильгельм Рейч считал, что эфир обладает волновыми свойствами, то есть вовсе не является статичной средой.

Не имеет значения, основываемся мы на корпускулярно‑волновой теории или прибегаем к более эзотерическим, почти мистическим понятиям, когда рассуждаем об эфире. Слово «эфир» использовал Рейч, да и нам проще использовать этот термин, в достаточной степени известный широкой публике.

А в конце двадцатого века с помощью Монтаукского кресла и в вашем мире научились материализовывать предметы из эфира. Это были грубые прототипы, но все же, с помощью достаточной концентрации и усилителей катушек Тесла люди смогли создавать предметы из воздуха, так сказать. Мы же здесь используем эту технологию повсеместно.

– Боже, ты серьезно? Материализация из воздуха? – я недоверчиво изогнула бровь, но все же боязливо сглотнула, потому что в данный момент именно мой скептицизм ни на что не опирался, в отличие от его слов.

– Конечно. Ты же не думаешь, что такие шедевры архитектуры создавали с помощью долота в руках крепостного крестьянина? – Святослав небрежно кивнул в сторону Исаакиевского собора, к которому мы вышли с Почтамтской улицы.

Я хотела было что‑то сказать, но лишь в шоке открыла рот, уставившись на поистине грандиозное сооружение. Собор выглядел невероятно внушительно – очевидно раньше, или, скорее, в моем мире, в нем была только одна большая эстакада с колоннами на первом этаже, сейчас же их – две. Будто Собор вырос метров на тридцать или все пятьдесят в высоту. Это выглядело просто потрясающе.

– Ну, не знаю, нам так в музеях говорят… Мол, крепостные крестьяне были приучены работать с мрамором…

Я осеклась, когда меня прервал звонкий смех нового знакомого.

– Серьезно? Как ты себе это представляешь? Восемнадцатый век, кони, кареты, как у вас принято считать, мужики в лаптях и стамеска, которой идеальные колонны вытесывают? А потом на своем горбу по узкой лестнице поднимают на колоннаду? Не кажется, что есть несостыковки?

Я недовольно поджала губы и цокнула, складывая руки на груди. В словах мужчины было зерно истины, но мне совершенно не хотелось это признавать.

– Откуда ты столько знаешь о нашем мире?

– Да немного, на самом деле. Так, что говорят, и не больше. Так же как вы про Америку, например.

Я пустила в кулак смешок, посмотрев на мужчину:

– А ты не боишься мне вот так все это рассказывать? Я же вернусь обратно, как ты говорил, и могу рассказать о том, что видела и слышала.

Святослав остановился. Посмотрел на меня так снисходительно, будто я сказала очевидную глупость.

– Допустим, – кивнул он, – только кто тебе поверит? Многие в вашем мире знают, на самом деле. Только их либо считают помешанными на альтернативной истории и всячески принижают их мнение, либо, если сильно шуметь, с ними разговаривают уже более серьезные люди.

– Это угроза? – я недоуменно вскинула брови.

– Это правда жизни, – пожал плечами Свят. – В позапрошлом веке разные казусы из‑за этого происходили. Я про немногие знаю, но мой любимый это тот, когда Бенджамин Паттерсен в тысяча восьмисотом году написал вид Казанского Собора с Невского проспекта. В то время как по данным вашего мира Собор начал строиться только в восемьсот первом… несостыковочка, – усмехнулся мужчина. – И так во многих аспектах – люди, видевшие наш мир, не вписывались в историю вашего. Хотя, тогда Казанский не строился, а восстанавливался… но не важно.

– Ладно, – я отмахнулась, не желая вникать в меры предосторожности. – Возвращаясь к эфиру – хочешь сказать, что все эти храмы, соборы и дворцы созданы из воздуха?

– Ну, если говорить так, – улыбнулся мужчина, – то, считай, да. Только все сложнее, на самом деле. Знаешь такую вещь, как сила мысли? Когда ты четко формулируешь вопрос или усиленно о чем‑то думаешь, то видишь вокруг знаки – в книгах, в чьем‑то разговоре. Будто вселенная тебя слышит.

Я кивнула. Такое явление действительно имело место быть. Помню, как в выпускном классе мы с друзьями мечтали отправиться в Барселону, как только нам исполнится по восемнадцать: смотрели на картах маршруты, выбирали гостиницы, читали об истории города. Помню, как в тот период знаки были буквально повсюду – мы везде видели Барселону: название ресторана, реклама горящих путевок, учебник географии – все пестрило нашими надеждами на поездку.

– Так вот, если научиться этим управлять, правильно концентрироваться и знать законы природы, можно многое создать. Смотри, – Святослав махнул куда‑то вправо, где стояла группа мужчин у Исакия.

Я затаила дыхание и внимательно оглядела людей в цилиндрах и фраках. Один из мужчин взял в руки «пастуший рожок», такой же, какой болтался на поясе моего знакомого. Закрыл глаза, секунду помедлил, просвистел в него. Звук был похож на тот, что издают свистки для собак – тонкий, едва уловимый, но более благозвучный.

В следующую секунду воздух рядом с ним начал дребезжать, как мираж в жаркую погоду, плотнеть: мужчины вокруг расступились – рядом с компанией буквально из воздуха начал материализовываться позолоченный купол. Сначала он был прозрачным, как голограмма, затем начал приобретать четкие очертания, отбрасывать тень, становясь плотнее. Наконец, купол «приземлился» на землю, подмяв под собой гравий, и тихо загудел от вибрации металла.

Происходящее казалось достаточно невероятным, чтобы оказаться правдой: я смотрела на это поистине волшебное действие с широко открытыми глазами. Святослав коротко улыбнулся.

– Они создали копию одного из куполов, чтобы посмотреть, каким образом проводить реставрацию. Войны в вашем мире влияют на наш, вот и в Исакий недавно молния ударила. Но ты не думай, что все так просто. Если бы ты, допустим, обладала познаниями в этих технологиях, ты бы все равно не смогла ничего создать из эфира – разве что полено. Потому что даже думая о куске мыла, чтобы его материализовать, тебе нужно знать его структуру, плотность, состав и представлять каждое вещество. На всех семи уровнях кармы. И это помимо размера, цвета, запаха и прочего. А это только мыло. Представь, сколько нужно знать о механизмах, как держать эти реальные картинки каждого винтика в сознании или в архитектуре – можешь перечислить все, что потребуется для постройки дома? Поэтому этим и занимаются архитекторы или другие специалисты. Только используют другие инструменты.

Я бездумно покивала, все еще смотря на образовавшийся из воздуха позолоченный купол, и на автомате пошла следом за Святославом, когда он свернул к Зимнему Дворцу.

– А почему… почему все дома такие большие? Раньше было больше этажей, чем сейчас? – как‑то глупо икнула я, посмотрев на мужчину: теперь уже не казалось, что я тут самая умная – при мне творились натуральные чудеса, которые здесь были чем‑то обыденным – это заставляло внутренности трепетать. Кажется, сбылась мечта детства – я попала в волшебную страну…