Грань. Сборник мистических рассказов

Сейчас она не была Владиславой Остаповой – гордой и сияющей – была просто Владой. А Владе на платье, на собственную неуместность в царских интерьерах было плевать. Она знала, что выглядела жалко. Это стало понятно еще при покупке торта в десять вечера для нее одной.

Чертов камин не функционировал с их въезда в квартиру – Влада запаслась двумя чашками чая, включила юмористическое видео на ютуб. Сняла неудобное золотое кольцо, взяла на зуб консервированную вишню, обмазанную кремом и… разрыдалась.

Тянущая струна в груди дребезжала уже месяц. Сознание не выдерживало – последнее время Влада много спала.

Муж сидел на чемоданах, собирал аптечку, прощался с коллегами, делал жетоны, покупал бронежилет. А Влада наблюдала за этим с тревожной отрешенностью и каждое утро оставляла на подушке след от слюны и свою гордость. Душу держала на коротком поводке, чтобы не выла.

Скулы болели от натянутой улыбки, Влада плакала первый раз за полгода. Было неизвестно, придет ли приказ. Было неизвестно, выдержат ли нервы.

Будущих мужей, как выяснилось, надо было проверять в самом начале не только на наличие детей. Но и на возможность уйти по контракту на спецоперацию.

Мало кто на это подписывался добровольно. Только в отличие от мужа, Влада свое согласие не давала. Но на чемоданах сидели двое.

Подточенную антидепрессантами психику шатали шансы пятьдесят на пятьдесят. Либо уйдёт, либо нет. Хотелось определённости. Но определённость не хотела Владу – не сошлись характерами.

Зеркало смартфона было чёрным. Влада кинула на него ещё один нервный взгляд. Перепроверила, включён ли звук. Внутренний псих взорвался протестом, переломил ее пополам и на этой баррикаде встал во весь рост, проорав во все горло, что дальше так продолжаться не может.

Но Влада сидела и молчала, пылая со дна глаз истерикой. Так принято. С нашим государством нельзя играть в азартные игры. У него все карты крапленые.

Влада обещает себе. Выживет – правила будет устанавливать сама. Снова станет

яркой, самобытной, непредсказуемой, глупой. И не будет уезжать с вечеринок одна.

Телефон моргнул новым сообщением. Влада вздрогнула, достала из пяток сердце, заставила его заново качать кровь. Сейчас все решится. Либо он, либо она.

Простые слова «завтра ухожу» стали началом и концом её маленькой вселенной.

Он не умрет. Такие, как он, не дохнут. А у нее появится шанс выжить.

Влада выдохнула с облегчением. Улыбнулась.

Впервые за полгода.

 

Восстановлению не подлежит

 

– Александра, у вас большой потенциал, но вы не проходите по показателям души. Несмотря на то, что с вами произошло. – Саша задержала дыхание – необъективный стыд поднимался по трахее к горлу. – Люксов слишком много. – Продолжила ровным тоном женщина: таких, как Саша, жаждущих успеха, она видела каждый день. – Даже больше, чем мы видим обычно. Это хорошо, – Саша с удивлением заметила, как женщина ей коротко улыбнулась. Искренне. – Но не для нашего бизнеса. Вы же знаете, с какой отметкой мы берем абитуриентов? – Саша отрицательно мотнула головой и помощница кастинг‑директора глубоко вздохнула. – С нулевой, Александра. А что вы хотели? – Хмыкнула она, видя озадаченность на лице девушки. – Сами представляете, какой критике и нередко травле подвергаются известные артисты – мы не можем нести ответственность за целостность их души, от этого никакие договоры не застрахуют. Но я уверена, вы добьетесь успехов в другом направлении.

Саша тупо посмотрела на протянутые ей документы и заторможено кивнула. Только спустя полчаса прогулки сквозь мокрый ноябрьский воздух ожила, встретив сестру.

Они сидели на застекленной веранде, наблюдали за игрой в догонялки ветра и пожухлой листвы, пили облепиховый чай. Саша возмущалась, как всегда, ярко.

– Нет, ты представляешь! Светиться она не должна! В этом есть какой‑то смысл, с точки зрения коммерции, но это просто ужасно. Получается, у каждого, кто более менее известен, кого мы видим по телевизору, потухла душа, прикинь? И ладно бы еще можно своими силами было пробиться, или были бы другие лейблы, как лет десять назад, так нет – монополия, понимаете ли. – Саша презрительно фыркнула, закатила глаза. С минуту помолчала, вздохнула и покачала головой. – Знаешь, оно того не стоит, – она откинулась на кресле, посмотрев на сестру. Ника молча улыбалась, выслушивая очередную тираду от старшей. – Дети рождаются с таким потенциалом, – Саша кивнула на детскую зону в глубине зала кафе, – а их на фарш успеха потом перемалывают. Нет, добровольно я на такое точно не пойду. Операции же вроде какие‑то делают, я слышала. Думала, это выдумка, но раз цена успеха – нулевой уровень света в душе, не сомневаюсь, что такие клиники все же существуют.

Саша глубоко вздохнула, воровато огляделась по сторонам, подвинула кресло вполоборота к залу, подальше от случайных взглядов. Прикрыла глаза, сосредоточилась, прикоснулась рукой к груди. Открыла глаза и посмотрела на душу в своей руке. Ника слабо улыбнулась.

– Просто этот вариант не для тебя. Что на счет центра реабилитации, ты же долго работала над его открытием?

– Я выстрадала весь проект, осталось найти только деньги, – бросила она, не отрывая внимания от светлого комочка в ладони. – Чем и займусь сегодня на встрече бизнес клуба. Папа меня позвал, ты тоже пойдешь. Думаю, можно там инвесторов найти.

Ника что‑то ответила, но Саша не слушала. Каждый раз, когда она брала в руки свою душу, становилось не по себе. Жесткая, в келоидных рубцах, до сих пор местами кровоточащая – печальное зрелище. Но Саша любила ее, конечно любила. Помнила время, когда душа в обе ладони не помещалась, светилась, как монтажный прожектор, была мягкой и теплой. Как у детей в глубине зала. Саша бросила короткий взгляд на детскую зону, улыбнулась.

Малыши лет четырех катали по ковру свои души, размером с шары для боулинга: те поблескивали, искрились, будто живые, повторяя за носителями. Душа Саши тоже светилась: порой даже ярче, чем можно было представить, только свет рубцы не лечил. У всех они были в той или иной степени, смотря сколько раз тебя ранили и предавали. Обычно это влияло на уровень яркости, упругость. Но у Саши был нетипичный случай.

– Не, оно того точно не стоит, – она мотнула головой, сморщилась, суетливо спрятала душу обратно, коснувшись груди. – Без света в душе долго не живут. А если живут, то просто существуют, – пробубнила она себе под нос.

– Этот мир давно сошел с ума, – отмахнулась Ника. – Люди тратят бешеные бабки на средства для ухода и блеска души, а шоу бизнесу подавай нулевое свечение. Ну, бред же? – чуть более возмущенно, чем следовало, всплеснула руками она.

Саша вздохнула. Про это мало кто говорил, но иногда яркость души затмевала мозги. Организм не мог справиться с душевной и интеллектуальной нагрузкой – приходилось чем‑то жертвовать.