Гуттаперчевый клоун
Лёля боялась цирка. Вернее, не самого цирка, а того, что могло её там ожидать. Странная записка эта вполне могла оказаться ловушкой. Смертельно опасной ловушкой.
Так ничего и не ответив подруге, Лёля молча и как‑то обессилено опустилась на скамейку.
– Ну так что? – Иришка, всё ещё стоя, сверху вниз взглянула на подругу. – Что решила?
Но Лёля ещё ничего не решила. И потому молча и даже умоляюще смотрела на Иришку. Снизу вверх…
Перехватив этот её взгляд и на удивление правильно его истолковав, Иришка улыбнулась ободряюще.
– А что, если… – слова давались Лёле нелегко, они словно застревали в горле, и приходилось просто выталкивать их оттуда, мучительно, по одному, – …что, ежели я… ежели я всё же… всё же решусь пойти туда … просто наберусь смелости… Тогда ты… ты со мною… со мною или как?
Иришка ответила не сразу. Вернее, она совсем ничего не ответила, вновь опускаясь на скамейку рядом с Лёлей. Потом искоса посмотрела на записку, крепко зажатую в дрожащей руке подруги.
– Дай сюда!
– Кого? – не сразу поняла Лёля, потом, чуть поколебавшись, всё же протянула Иришке скомканную бумажку.
Она‑то думала, что Иришке просто ещё разочек хочется перечитать текст этой странной записки, но та, не взяв, а буквально выхватив из рук Лёли мятый бумажный обрывок, принялась вдруг лихорадочно и с каким‑то даже ожесточением разрывать его на самые мелкие кусочки.
– Вот так! – бормотала она при этом. – И так! И так ещё…
Потом она, взмахнув рукой, пустила по ветру белые бумажные клочки.
– Вот так! – повторила Иришка и с каким‑то даже вызовом посмотрела на Лёлю. – Что, ругать будешь?
– Не буду!
Лёля встала, и Иришка тоже торопливо поднялась.
– Нет, если ты всё‑таки решила пойти, то я тебя, конечно же, не оставлю, – торопливо проговорила она. – Текст записки я и так помню: место, время… Так что если ты всё же окончательно решила…
– Ничего я не решила! – прошептала Лёля. – Тем более окончательно. И, наверное, ты права: не стоит нам туда идти. Пойдем лучше…
Она замолчала, задумавшись на мгновение.
– Давай лучше в школу сейчас вернёмся.
– В школу? – удивлённо переспросила Иришка и тут же согласно кивнула. – В школу, так в школу! Я скажу, что тебе внезапно поплохело, так я с тобой на лавочке всё это время сидела. Аж пока голова не прошла…
– Голова? – не поняла Лёля. – Чья голова?
– Твоя голова! – Иришка коротко хохотнула. – Заболела сначала, сильно так заболела, а потом взяла да и прошла. Улавливаешь?
– Улавливаю, – сказала Лёля. – А почему именно голова?
– Ну ежели тебе больше по вкусу животом маяться, – вторично хохотнула Иришка, – тогда давай на животной версии остановимся…
Глава 7
В школе Лёля с Иришкой успели к третьему уроку. Вернее, успели бы, если бы первым делом не направились в школьную санчасть. Это была идея Иришки, но и сама Лёля ничего не имела против, тем более что Иришка всё взяла на себя и врала пожилой фельдшерице Полине Сергеевне так лихо и вдохновенно, что Лёля просто диву давалась. Потом, уже со справкой о недомогании, Лёля в сопровождении Иришки вернулась в класс на самую середину третьего урока, и Сашка вновь обозвал Лялю Лялечкой, за что чувствительно получил от Иришки очередной удар по затылку увесистым учебником истории. А ещё потом в класс вошла Наталья Петровна, их классный руководитель, и самым первым делом принялась придирчиво изучать выданную Лёле справку. Потом, вздохнув, разрешила девушке идти домой, а Иришка тотчас же вызвалась её проводить, на что неожиданно и получила соответствующее разрешение.
Иришка действительно провела Лёлю до самого подъезда, но и после этого не оставила подругу одну, напросившись к ней в гости и оставаясь в квартире до самого маминого прихода, и Лёля была за это Иришке весьма благодарна. После, уже отходя ко сну, Лёля почти совсем успокоилась, полностью смирившись с этим, каким‑то непостижимым образом изменённым настоящим. Да и о Марьяне Лёля почти не вспоминала весь длиннющий вечер, так, мельком как о чём‑то весьма отдалённом и почти позабытом…
И только потом, уже лёжа в кровати, её вновь охватил мучительный приступ тревоги. Или, скорее, не тревоги даже, а просто нехорошего какого‑то предчувствия… Предчувствия того, что ничего ещё не закончилось…
Нет, ожившего игрушечного клоуна Лёля почему‑то совершенно не боялась в этой новой своей реальности. Она боялась чего‑то другого, а, впрочем, ясно чего именно! Лёля мучительно опасалась завтрашнего утра, ведь совершенно непонятно, что её там могло ожидать?
А вдруг… Вдруг именно завтра утром всё окажется прежним! И неважно, снова вернётся немного надоевший уже понедельник тринадцатого числа или всё же наступит долгожданный вторник числа четырнадцатого, но Марьяна будет вновь сидеть на уроках рядом с Лёлей, а Иришка по‑прежнему будет пребывать в каком‑то своём то ли санатории, то ли профилактории?
Лёля вдруг поняла, что ей очень не хочется, чтобы всё именно так и произошло завтрашним утром? Ведь это означало потерять ту Иришку, которую она приобрела именно сегодня и которая лишь в самых общих чертах напоминала Иришку прежнюю, замкнутую, немногословную и всегда относящуюся к Лёле несколько отстранённо. Вернее, предпочитавшую ей Марьяну, которая и была истинным лидером и заводилой небольшой их компании.
Новая Иришка нравилась Лёле куда больше…
А Марьяна?
С удивлением превеликим Лёля осознала, что её совершенно не волнует сейчас судьба таинственным образом исчезнувшей подруги. Да она и стёрлась почти из памяти, эта Марьяна, а в кино в субботу Лёля и впрямь ходила именно с Иришкой, и эта тётка‑вахтёрша никак не желала пропускать их в зал из‑за недоеденного мороженого…
А может, Иришка права, и её вообще не было, загадочной этой Марьяны?
И даже ежели и была?
Ну что могло быть у Лёли общего с этой задавакой и воображалой! Единственное: отсутствие у обеих отцов.
Впрочем, отец Марьяны не погиб в жуткой автокатастрофе, как её собственный. Он просто трусливо сбежал из дому… Так что даже в этом ничего похожего у Лёли с Марьяной не наблюдалось!
– Пускай завтра наступит вторник четырнадцатого! – неизвестно кому взмолилась Лёля, глядя в тёмный потолок. – И пускай в классе меня ждёт Иришка… и клянусь: я даже словом не обмолвлюсь о какой‑то там другой реальности, в которой я якобы жила! Пусть всё идёт, как идёт, и, возможно, к завтрашнему утру я окончательно её позабуду, ту, прежнюю реальность! Позабуду, если только…
Если только реальность эта сама не напомнит Лёле о себе завтрашним утром? Например, кошмарным пробуждением всё в той же больничной палате четырнадцатого числа! А может, даже пятнадцатого…
Или всё тем же понедельником тринадцатого, в котором не будет не только Марьяны, но и Иришки!
