Хамелеон

Нуриев повернулся к Михе – Налей‑ка мне, дружок, чего покрепче кофе, да сам хлебни, хоть чайку что ли?

Молодой опер поднялся и налил Альберту полбокала густого янтарного коньяка. Девушка, недоверчиво глядя в их сторону, преодолела последнюю ступеньку. Альберт Айдарович, пожирая взглядом её длинные обнаженные ноги, залпом осушил огненную жидкость.

– А ну, иди сюда! – он цепко поманил её пальцем, ибо ниже пояса предательски шевельнулся друг.

Девушка обернулась и умоляюще воззрилась на Ивана Станиславовича, тот пренебрежительно махнул в сторону Альберта – Иди, он, как сын мне, сделай красиво!

Возражений с её стороны не было, она покорно сделала несколько шагов и остановилась перед креслом, где сидел Альберт. Взгляд девушки был прикован к носкам идеально начищенных его ботинок.

Она была особенно хороша: худенькая, высокая, с волной длинных светло‑русых, почти белых волос, кожа её бледная, бархатистая, отливала каким‑то непередаваемым оттенком чистоты, а глаза, пожалуй, были нежно‑зелёного малахитового цвета.

Нуриев засмотрелся на неё, но отогнав от себя ненужное абсолютно чувство привязанности, бросил ироничный взгляд на Ивана Станиславовича – Нет, старый, ты мне скажи, где ты сокровище такое откопал, да ещё, наверное, несовершеннолетнее, а?

– С Ленинградского шоссе она, ей двадцать пять! – усмехнулся Иваныч – Расслабься и получай удовольствие.

У Альберта Айдаровича округлились глаза – Шлюха что ли?

– Шлюха, шлюха! – кивнул гэбэшник – Ты не отвлекайся, сынок, делай дело, да езжай смело.

Альберт рассмеялся – Ну‑у, ты даёшь, Иваныч, в твои‑то годы, а всё за старое?!

Старик обиделся – А я что, импотент по твоему?

Нуриев не успокаивался, подзуживая коллегу дать ему отпор – Проверять не доводилось, не знаю.

– Ты говори, да не заговаривайся! – нахмурил брови пенсионер – Я тебя в момент на гауптавахту оформлю, дотренькаешься!

– Всё, всё, молчу! – выкидывая белый флаг, поутих Альберт – Твоё слово – закон, железный Феликс.

– То‑то! – смягчился Иван Станиславович, закуривая старинную каучуковую трубку – Валяй, а то время бежит, и дел у тебя невпроворот ещё.

– Андрюша с Имагиным где?

– С Нарретдином беседуют, в бане.

– А‑а, ну ладно.

Нуриев повернулся к девушке – Раздевайся, да пошевелись, краля, ребятам некогда.

Она подняла на него затуманенный, полный слёз, взор. Правая кисть её нервно теребила смятый подол футболки, девушка молча потупила глаза.

– Снимай футболку, по быстрому отстреляемся и разбежимся.

Нуриев чуть поддался вперёд и ухватил девушку за ляжку, она вздрогнула, рука его целенаправленно устремилась вверх.

– Ты что дрожишь, как в первый раз? – Альберта обуял настоящий мужской звериный инстинкт – Боишься что ли?

Жрица любви вновь молча, медленно, но смущенно начала стягивать футболку.

– Миха? – Альберт призывно кивнул коллеге – Помоги, растормоши девчонку сзади, а то до утра не разденемся мы!

Миха резко поднялся и шагнул к проститутке. Одним рывком он стащил и футболку, и тонкую ниточку кружевных стрингов. Глазам мужчин предстало весьма лакомое и гладкое тело. Иван Станиславович, с удовольствием докурив трубку, неспеша поднялся и пошёл к двери.

– Дядя Вань? – впервые за всё пролетевшее мигом время, девушка подала голос, да, да, голос или душевный крик о помощи, но он не услышал, хотя нет, неправда, он услышал, но помочь не захотел. Судьба девицы легкого поведения ему была безразлична. Она поняла всё без слов, ей пришлось расценить сложившуюся ситуацию, как форс‑мажорное продолжение начавшегося несколько часов назад субботника. Жрица медленно шагнула к возбужденному Альберту.

Кожаный ремень с дизайнерской пряжкой «Валентино», пуговица, молния, и, Нуриев с наслаждением наблюдал, как её тонкие изящные пальчики умело извлекают на свет «оружие».

– Мне лечь или вы будете стоя? – девушка еле выдавила из себя удручающий, но весьма актуальный вопрос, голос её дрожал.

Альберт усмехнулся – Стоя будешь ты, я ограничусь лишь минетом, который ты, я полагаю, исполняешь весьма умело?!

Девушка опустилась на колени перед Нуриевым, но Альберт Айдарович кончиком указательного пальца приподнял ей подбородок.

– Ты уж постарайся, милая, а то знаешь ли.

Всё закончилось через девять долгих мучительных минут, показавшихся вечностью.

Альберт оттолкнул девушку от себя, словно ненужную, изжитую свой век, вещь – А теперь скройся! – Нуриев не потрудился даже отдать девушке одежду, ибо впереди его ждало великое неотложное дело, проститутка ушла.

Через минуту Имагин ввёл Нарретдина – Присаживайся, дружбек! – Альберт указал Авелю на кресло – Разговор будет у нас сейчас, серьезный, но надеюсь короткий.

Авель настороженно воззрился на Нуриева. При слове разговор у таджика начинался нервный тик, правое веко само‑собой задёргалось и мешало зрению.

– Садись! – Альберт отдал последний приказ, Авель сел – Итак, слушай внимательно, дважды я повторять не буду. Времени у тебя подумать в обрез. Героин, оставшиеся твои девятнадцать килограмм, мы не нашли, ну и хрен с ними. Денег от проданного тоже нет. И того, что получается?

Авель не знал, не понимал, чего от него хотят, поэтому молчал.

Повысив голос на несколько децибел, Альберт всё же ещё спокойно и удовлетворённо повторил – Тебя спрашиваю, Нарретдин, что в итоге?

– Пятьсот двадцать грамм.

– О‑о! – хлопнул в ладоши Нуриев – Точно, пятьсот двадцать грамм, а не хочешь меня спросить, гражданин хороший, чего мне с ними делать, а?

Авель недоумевал, поэтому единственное, что он мог ответить, это – Не знаю!

– Не знаешь? – с сарказмом усмехнулся подполковник – Вот и я не знаю, голубь ты мой иностранный, что мне с ними делать?! Нехорошо это! – в холл вошёл Иван Станиславович, Авель напрягся ещё больше – А нехорошо тем, что ребятки мои, Миха, Андрюша, да ещё не один оперативник остались ни с чем, понимаешь?

Авель напряг последние, не воспалённые ещё, серые клеточки, смысл происходящего и сказанного до него начал доходить. По инерции он кивнул.

Иван Станиславович ласково погладил его по макушке – Ну вот и слава Богу, болезный ты мой, что до тебя наконец‑то дополз смысл. Пятьсот грамм твои, высранные, нам не нужны, понятно тебе?

– Да!