Хамелеон

После натянутого рукопожатия стороны распрощались, в кабинете остались Рихманн, Альберт, Миха и Имагин, не считая бледного подавленного Авеля, который напряжённо наблюдал за движениями врага.

Наконец Нарретдин не выдержал – Дело сделано, что дальше?

Нуриев озадаченно приподнял бровь – Х‑м, дальше что?

Минутная пауза длиной в вечность. Авель напрягся ещё больше, итог дела был непредсказуем.

– Сейчас мы с Рихманном Семёновичем перебеседуем и проводим тебя, не беспокойся.

– Это ещё зачем? – вздрогнул Авель – Я могу удалиться и без сопровождения!

– А барсетку свою с водительскими правами и прочей хренью мне что ли оставишь? – Миха через стол наклонился к таджику, задумался – Мне чужого не надо, а тебе, похоже, не совсем ксивы‑то нужны, да?

Соблазн уйти просто так был велик, ой как велик, но рационально подумав, Авель не позволил себе удалиться без документов. Как говорят, без бумажки ты какашка, и он остался, выйдя с Имагиным в вестибюль.

Мужчины закурили, один с наслаждением, другой нервно, безо всякого удовольствия, просто надо было занять себя чем то в эти мучительные минуты. На улице, за стеклянной дверью нотариата, шли и спешили люди, кто‑то на работу, кто‑то с работы, некоторые выгуливали собак, но поразило Авеля то, что машин на этом оживлённом участке дороги не было, хотя движение здесь всегда было оживлённое.

– Сейчас рвануть дверь на себя и бежать! – подумал Авель – Бежать без оглядки, в толпу, в огромный многомиллионный мегаполис, бежать и затеряться там, словно песчинка в бескрайней жаркой пустыне. Вся его сущность, душа и сердце, рвались туда, на залитый солнцем бульвар и воздух, который ненасытной массой ворвётся в лёгкие и наполнит их новой жизнью, которая называется Свобода. Но в барсетке ключи от квартиры, загранпаспорт, водительские права и деньги?

– Чёрт, чёрт, чёрт! – безмолвно, сквозь зубы, процедил Авель – Документы, это весомо, дьявольщина! Документы – это всё! – и он курил, курил, вновь и вновь, жадно затягиваясь крепким «мальборо».

Тем временем Нуриев выстроил пирамиду из шести банковских упаковок и отсчитал сверху двадцать тысячных банкнот, пододвинул всё это хозяйство без абсолютного сожаления в сторону Рихманна.

– Твои заслуженные десять процентов, дорогой друг. Сработал ты оперативно, респект!

Господин Шульц плотоядно усмехнулся, его короткие, аккуратные, чёрные усики чуть вздёрнулись вверх и застыли в улыбке, словно подтверждая высказанную в его адрес похвалу – Всегда к твоим услугам, Берт! Любой каприз за ваши деньги!

Альберт пожал нотариусу руку – Ну и шельмец ты, Рихманн! Ой, шельмец! С твоей хваткой и деловой предприимчивастью, да к нам бы, а? Твоё юридическое образование делает тебе честь, может когда‑нибудь, да и надумаешь?

Глаза Нуриева смеялись. Он прекрасно знал, что ушлый еврей, нотариус в пятом поколении, никогда и ни за что не променяет столь вакантную и прибыльную профессию на нищий, по сути‑то своей, мундир оперативника.

Рихманн Семёнович тоже рассмеялся – Ну уж спасибо, Альберт Айдарович, за столь лестное и финансовое предложение, спасибо, но позволь мне, друг, в очередной раз отказаться! Не моё это, засидать часами в кустах, ловя за шкирку недобитых наркоманов! Н‑ нет уж, уволь, лучше вы к нам?!

– Я понял! – Нуриев ещё раз крепко пожал вездесущую длань друга – Бывай, созвонимся!

– А то! – ухмыльнулся Рихманн – С наркотов по нитке – нуждающемуся рубаха!

На пороге уже Альберт обернулся – И рубашечка‑то, заметь, недешёвая вовсе – шесть лямов двести!? Такую вещь себе, поди, сам президентский стряпчий позволить не может?

Нотариус лукаво подмигнул – История об этом умалчивает, дорогой, езжай!

Миха в это время складывал в большую дорожную сумку последнюю пятьдесят шестую упаковку. Баул получился обьёмный и тяжёлый, нести драгоценный груз пришлось вдвоём.

Спустившись по лестнице, Альберт кивнул Авелю в сторону парковки – Пошли, даритель, ксивы получишь и адъёс!

Неуверенной походкой Авель проследовал за Нуриевым. Шикарный кроссовер блестел на солнце, ровно начищенный самовар.

Щёлкнув сигнализацией, Альберт открыл водительскую дверь, нагнувшись, поднял с сиденья барсетку Нарретдина и протянул её хозяину – Можешь не проверять, всё, как и обещал! – и помедлив, добавил – Нам чужого не нужно, вали, пока цел!

В увиденное верилось с трудом. Да, он знал, что барсетка его! Да, он знал, что сейчас может взять её и дёрнуть куда угодно, да, он это знал, вернее чувствовал, но чуду верил с трудом. От «мусора» по наркоте можно было ждать чего угодно, но только не этого! Неужели он, ненасытный, алчный оборотень, садист по призванию, его отпускает? Отпускает сейчас, почти просто так? Неужели это правда?

– Ну? – хлопнул его по плечу Нуриев – Чего ждёшь, или документы не нужны?

Нарретдин дрожащей рукой потянулся к сумке. Боже, о‑о, Аллах Всевышний, как тряслись его руки, это невозможно даже описать. Словно тянулся он не к собственной барсетке, а собирался украсть у самого Господа Бога.

Альберт наслаждался, вполне осознавая своё превосходство удава над бедным запуганным кроликом. Ухватив за кожанную ручку барсетки, подполковник подтолкнул её к таджику, но не отпутил. Ему попросту нравилось глумиться над беднягой.

Ещё один внутренний надлом, ещё одно усилие, одно унижение, и, умоляющий, беспринципный взгляд, брошенный в сторону врага, и, молитва его, глас, вопиющий, но никем не услышанный, услышан – усмехнувшись, Нуриев Альберт Айдарович снисходительно выпустил ручку сумки.

– Бывай, дружбек, но запомни одно – ещё раз попадёшься мне, закрою! Верь мне, и поедешь ты не в свой солнечный Таджикистан, а на Магадан, лес валить! Понял?

– Понял! – Авель дёрнул барсетку к себе – На все сто процентов!

– Ну и молодец, я не сомневался в тебе! – Альберт сел за руль и вставил ключ в замок зажигания – И про наркотики забудь, не твоё это. Если увижу у тебя в руках хоть грамм, п…ц тебе! Не для того матери наши детей рожали, чтобы такое дерьмо, как ты, их всякой дрянью пичкал. Вали, пока я добрый, а то ещё ненароком передумаю!

Миха и Имагин, кинув драгоценный баул в ноги, расположились на заднем сиденьи. Спустя мгновенье, «ауди» сорвалось с места, и моргнув фарами, исчезло по направлению Каширского шоссе.

Авель вновь растерялся, реальность происходящего не давала осознанно работать серым клеточкам. Где сейчас миф? Где суровая явь? И где настоящее? Ничего не разобрать, трудно вообще понять что либо, и остаётся только идти, идти вперёд и не останавливаться, бежать, ползти, но покинуть это чёртого место во чтобы то ни стало.

Сначала тихо, еле передвигая опухшие, горевшие адским огнём ноги, потом чуть быстрее, едва касаясь размытого асфальта, почувствовав глубокий, проникновенный глоток Свободы, Авель побежал, не оглядываясь, не тормозя, вперёд и только домой, вперёд и неважно как и на чём!