Хамелеон

Голос Марии задрожал, как бы ни пыталась она взять себя в руки – Я, и, Иван Станиславович? – но Альберт перебил – А это? – достал он сотовый и воспроизвёл на экране сфотографированную постель – От твоего тела след на простыне? Ты валялась со стариком там, а потом просто дала ему умереть, ты?

– Я была в спальне и ушла рано утром, при мне он не собирался умирать, он был жив!

– Где «Кэнон»? – Нуриев вытащил из кобуры «макаров», проверил обойму и передёрнул затвор – Где, чёрт возьми, камера с отснятым материалом? Ты не выйдешь живой, пока я не получу «Кэнон» обратно!

Мария с вызовом глянула ему в глаза, по щекам девушки струились слёзы – Я вообще не понимаю, о каком «Кэноне» вы мне говорите, никакую видеокамеру я и в глаза не видела!

Альберт резко шагнул к ней, проститутка по иннерции сделала шаг назад и упёрлась спиной в стену, глухо ахнула от реальной, надвигающейся опасности.

Нуриев ткнул дуло пистолета ей в шею – Ты даже не представляешь, что сейчас я сделаю с тобой, дурочка, если хоть раз ещё услышу от тебя отрицательный ответ! – зрачки Марии расширились, глаза, секунду назад нежно‑зелёные, изумрудные, мгновенно приобрели цвет фисташки – Где «Кэнон»?

– Я не знаю! – она почти это прошептала, выдохнула ему в губы – Я не брала!

Холодное ребро «макарова» жёстко опустилось на скулу, Мария вскрикнула.

– Неправильный ответ! – тонкая багровая струйка крови, ползущая по щеке, возбудила его, раззадорила, безусловно красивое, даже сейчас, лицо проститутки поплыло в его похотливом азартном взгляде – Попытайся ещё раз, где «Кэнон»?

Безысходность, разогретая ужасом, взбунтовалась, рванулась вверх, материализуясь в дикий нечеловеческий вопль.

Сейчас она готова была умереть, но достойно – Да не притрагивалась я к нему, не брала! – да, она кричала, умирая от страха, кричала ему в лицо – Не брала, не брала! Что вы от меня хотите?

Альберт ударил ей коленом в бедро, Мария стиснула зубы – Ну тогда молись! – металл пистолета царапнул шею – Ты умрёшь сейчас, здесь, и никто тебя не найдёт, и не надейся!

Не специально, просто в порыве, защищаясь, она упёрлась ему ладонями в пах, задрожала, лихорадачно соображая на что его переключить.

– Я умру, не вопрос! – Мария хрипела – Сейчас, здесь, и никто меня не найдёт, ибо искать некому, но зато ты никогда не узнаешь тогда завтряшнее прибытие товара, целой фуры белой смерти! Ты похоронишь меня в лесу или вывезешь куда‑нибудь, тебе же не в первой, а вот «чёрные» в это время совершат сделку и тонны героина рассеются по Москве, как тебе такое?

Нуриев криво усмехнулся, глядя, как обезумевшие глаза проститутки, не отрываясь, смотрят на него – интересно, блефует она, пытаясь оттянуть время, или знает что‑то, чего не знает он? – Любишь жёсткие игры? – его взгляд угрём скользнул на ширинку, на которой до сих пор покоилась её ладонь – Что‑ж, давай поиграем?! – молния на джинсах расстегнулась – Одевай резинку, и считай, что несколько минут у тебя есть!

Она не помнила даже, как и откуда в её руках оказался презерватив, всё творилось на автопилоте. Альберт вошёл резко, победителем, в неравной битве справедливости и исправления. Мария закричала, от боли, и от нахлынушего на неё внезапно чувства, чувства незабываемой эйфории, которая обожгла пламенем нутро, горячей волной скатилось к ногам, точнее к развилке их, туда, где ощущения были натянуты, ровно тетива…

Мужчина был жесток и неисправим, врезаясь в неё глубоко и бесчувственно. Его левая рука скользнула ей на бедро, добралась до ягодицы.

Альберт зверем ухватил её и дёрнул на себя, правая кисть его по‑прежнему удерживала «макаров» – Продолжай, я весь внимание!

Боль и страх смешались с экстазом, расплавляя ненависть её в горький, но терпкий шоколад.

Содрогнувшись, Мария прошептала – Завтра, к часу ночи, с Дагестана прибудут фуры в речной порт. Я думала ты знаешь, Иваныч знал!

– Фуры с чем?

– По документам специи, шесть тонн перца, хмелли‑сунелли, тмина, а в действительности героин, кристаллизированный, с лаборатории Дербента, а Дербент – это стопроцентный шёлковый путь.

В горящих от вожделения глазах блеснула угроза, он слился с ней до самого конца, глухо захрипев, одновременно возносясь к Олимпу и впитывая информацию, как губка.

Отдышавшись, Альберт отстранился от Марии, но не отпустил – А ты каким боком‑припёком имеешь отношение к фурам с Дербента?

– Старик давно свёл меня с Кушанашвилли, с грузином, его зовут Резван. По документам он чист, не судим, имеет легальный бизнес, но товар его, Кушанашвилли работает с Сухрай‑кадием. Сам Сухрай живёт в Махачкале, шёлковый путь – это его прерогатива. Сухрай – это наркотики, Резван – деньги!

Нуриев не верил своим ушам, этого просто не может быть, чтобы рядовая трассовая проститутка знала такие вещи – это немыслимо!

– Дальше! – гортанная хрипотца закралась в голос – Ты толкуешь мне серьёзные вещи, деточка, и должна прекрасно понимать, чем чревата будет твоя ложь?!

Ей было всё равно, Мария растягивала сладкое ощущение нирваны, койе не испытывала доселе ни разу.

Взгляд её затуманился, губы пересохли – Это правда! Ты конечно можешь мне не верить, и я вижу, что для тебя информация‑нонсенс, но как поступить дальше – это твоя забота, я дала тебе лишь наводку!

Он наклонился к ней, зверь, почуявший жертву, провёл кончиком носа по скуле, Мария вздрогнула затрепетала. Губы подполковника коснулись шеи – о‑о, как играла и волновалась жилка на сонной артерии, прося, умоляя. Зубы Альберта сомкнулись на ней, прикусили, а после отпустили. Не контролируя себя, забыв обо всём, Мария громко застонала.

Миха, развалившись в кресле с бокалом коньяка, хмыкнул – Актриса, твою мать, и в кино ходить не надо!

Силовик избавился от латексной штучки, застегнул джинсы, прищурился, изучая податливое её, испробованное тело, усмехнулся – А ты далеко не дурочка, прикольный соус подлила к соитию, респект!

Да, он утолил физическое желание, но не сполна, её хотелось вновь и вновь! Мария была разнуздана полностью, на щеках играл откровенный бесстыдный румянец, волосы беспорядочно разметались по плечам, шёлковый чёрный чулок с кружевной окантовкой призывно сьехал с бедра к колену, юбка задралась – она являла собой само вожделение.

– Чёрт возьми! – прикинул в уме Альберт – А девка то не промах, ни в этом ни в другом деле?!

Шагнув к ней, Нуриев вовсе не собирался прзнаваться ей в этом, наоборот, решил пугнуть до конца, тем самым подавив малейшее поползновение на протест.

Жёстко схватив Марию за шею, он резко повалил её на пол. Девушка с размаху опустилась на колени, в животном страхе прикрыв голову руками. Стоя сзади неё, в аккурат за спиной, Альберт криво усмехнулся, вытащил из кобуры ствол, передёрнул затвор, и… нажал на курок. Прогремел выстрел, за ним второй, третий – она не успела даже закричать, так и оставшись в убогой, коленопреклонной позе, ровно грешник, отдавший на плаху последнюю дань исповеди.