Хамелеон
Не специально, просто в порыве, защищаясь, она упёрлась ему ладонями в пах, задрожала, лихорадачно соображая на что его переключить.
– Я умру, не вопрос! – Мария хрипела – Сейчас, здесь, и никто меня не найдёт, ибо искать некому, но зато ты никогда не узнаешь тогда завтряшнее прибытие товара, целой фуры белой смерти! Ты похоронишь меня в лесу или вывезешь куда‑нибудь, тебе же не в первой, а вот «чёрные» в это время совершат сделку и тонны героина рассеются по Москве, как тебе такое?
Нуриев криво усмехнулся, глядя, как обезумевшие глаза проститутки, не отрываясь, смотрят на него – интересно, блефует она, пытаясь оттянуть время, или знает что‑то, чего не знает он? – Любишь жёсткие игры? – его взгляд угрём скользнул на ширинку, на которой до сих пор покоилась её ладонь – Что‑ж, давай поиграем?! – молния на джинсах расстегнулась – Одевай резинку, и считай, что несколько минут у тебя есть!
Она не помнила даже, как и откуда в её руках оказался презерватив, всё творилось на автопилоте. Альберт вошёл резко, победителем, в неравной битве справедливости и исправления. Мария закричала, от боли, и от нахлынушего на неё внезапно чувства, чувства незабываемой эйфории, которая обожгла пламенем нутро, горячей волной скатилось к ногам, точнее к развилке их, туда, где ощущения были натянуты, ровно тетива…
Мужчина был жесток и неисправим, врезаясь в неё глубоко и бесчувственно. Его левая рука скользнула ей на бедро, добралась до ягодицы.
Альберт зверем ухватил её и дёрнул на себя, правая кисть его по‑прежнему удерживала «макаров» – Продолжай, я весь внимание!
Боль и страх смешались с экстазом, расплавляя ненависть её в горький, но терпкий шоколад.
Содрогнувшись, Мария прошептала – Завтра, к часу ночи, с Дагестана прибудут фуры в речной порт. Я думала ты знаешь, Иваныч знал!
– Фуры с чем?
– По документам специи, шесть тонн перца, хмелли‑сунелли, тмина, а в действительности героин, кристаллизированный, с лаборатории Дербента, а Дербент – это стопроцентный шёлковый путь.
В горящих от вожделения глазах блеснула угроза, он слился с ней до самого конца, глухо захрипев, одновременно возносясь к Олимпу и впитывая информацию, как губка.
Отдышавшись, Альберт отстранился от Марии, но не отпустил – А ты каким боком‑припёком имеешь отношение к фурам с Дербента?
– Старик давно свёл меня с Кушанашвилли, с грузином, его зовут Резван. По документам он чист, не судим, имеет легальный бизнес, но товар его, Кушанашвилли работает с Сухрай‑кадием. Сам Сухрай живёт в Махачкале, шёлковый путь – это его прерогатива. Сухрай – это наркотики, Резван – деньги!
Нуриев не верил своим ушам, этого просто не может быть, чтобы рядовая трассовая проститутка знала такие вещи – это немыслимо!
– Дальше! – гортанная хрипотца закралась в голос – Ты толкуешь мне серьёзные вещи, деточка, и должна прекрасно понимать, чем чревата будет твоя ложь?!
Ей было всё равно, Мария растягивала сладкое ощущение нирваны, койе не испытывала доселе ни разу.
Взгляд её затуманился, губы пересохли – Это правда! Ты конечно можешь мне не верить, и я вижу, что для тебя информация‑нонсенс, но как поступить дальше – это твоя забота, я дала тебе лишь наводку!
Он наклонился к ней, зверь, почуявший жертву, провёл кончиком носа по скуле, Мария вздрогнула затрепетала. Губы подполковника коснулись шеи – о‑о, как играла и волновалась жилка на сонной артерии, прося, умоляя. Зубы Альберта сомкнулись на ней, прикусили, а после отпустили. Не контролируя себя, забыв обо всём, Мария громко застонала.
Миха, развалившись в кресле с бокалом коньяка, хмыкнул – Актриса, твою мать, и в кино ходить не надо!
Силовик избавился от латексной штучки, застегнул джинсы, прищурился, изучая податливое её, испробованное тело, усмехнулся – А ты далеко не дурочка, прикольный соус подлила к соитию, респект!
Да, он утолил физическое желание, но не сполна, её хотелось вновь и вновь! Мария была разнуздана полностью, на щеках играл откровенный бесстыдный румянец, волосы беспорядочно разметались по плечам, шёлковый чёрный чулок с кружевной окантовкой призывно сьехал с бедра к колену, юбка задралась – она являла собой само вожделение.
– Чёрт возьми! – прикинул в уме Альберт – А девка то не промах, ни в этом ни в другом деле?!
Шагнув к ней, Нуриев вовсе не собирался прзнаваться ей в этом, наоборот, решил пугнуть до конца, тем самым подавив малейшее поползновение на протест.
Жёстко схватив Марию за шею, он резко повалил её на пол. Девушка с размаху опустилась на колени, в животном страхе прикрыв голову руками. Стоя сзади неё, в аккурат за спиной, Альберт криво усмехнулся, вытащил из кобуры ствол, передёрнул затвор, и… нажал на курок. Прогремел выстрел, за ним второй, третий – она не успела даже закричать, так и оставшись в убогой, коленопреклонной позе, ровно грешник, отдавший на плаху последнюю дань исповеди.
Миха, поперхнувшись янтарной жидкостью, вскочил – Берт, ты чо? Подполковник его не слышал, любуясь напольным, вырисованным им узором, подковой, из восьми чёрных отверствий восьмимиллимитрового калибра.
Присев над Марией на корточки, Альберт глухо процедил – Если где‑нибудь всплывёт видеокамера, и я пойму, что это ты, не обессудь, завалю! Запомни сейчас моё предупреждение, как отче наш, и никогда, впредь, не давай мне повода!
Даже сквозь гул в ушах она услышала эту фразу. Нет, нет, так не бывает, умереть без боли и слышать всё?! И что это так стучит, в висках, в груди, молотком отбивая каждый такт, что это?
Рыдания вырвались с Марии бурным, неиссякаемым потоком, слёзы не просто лились, а хлестали из широко раскрытых, от ужаса глаз, фонтаном. Нехватало дыхания, ком, тяжёлый, удушливый, сдавил гортань, плечи беспрерывно сотрясались в рыданиях. Королёва подтянула к животу колени, уткнулась головой в деревянные доски пола.
Альберт направился к выходу, обернулся к молчавшему обекураженному Михе – Помоги крошке умыться, я жду вас в машине! – он произнёс это совершенно спокойно, без каких‑либо эммоций, словно минуту назад ничего не произошло, и спустя секунду, перешагнул порог.
Михаил выдохнул, поднялся, неспеша подошёл к Королёвой. Произошедшее оставило в душе молодого ещё опера неизгладимое впечатление. Изучив нрав своего начальника, он давно уяснил для себя одно – не вмешиваться, ни при каких условиях, никогда, нигде!
– Мария? – парень участливо тронул девушку за плечо – Мария, поднимайся! – она подняла на него расплывчатый, размытый слезами взгляд, Миха подал девушке руку – Вставай, я помогу тебе умыться и поедем, спектакль окончен! – проститутка полулежала на коленях, не двигаясь, она будто не видела Миху и смотрела сквозь него, парня передёрнуло – Мариш, прекрати, это шуточки у него такие дурацкие бывают, не обращай внимания! Он ничего не сделал бы с тобой, поверь! Давай, поднимайся, ехать пора!
Нет, она не слышала ни на йоту его убеждений, в ушах стоял лишь звук выстрелов, его звериная жестокость и равнодушие в красивых, холодных глазах. Хотелось бежать, прочь, куда угодно, но подальше от монстра, в лапы которого она угодила так опрометчиво, глупо.
