Хамелеон
– Ты радикал! – ахнул грузин – Это перегибает всякую палку закона, так не бывает, на дворе двадцать первый век!?
– А мне плевать! – усмехнулся Альберт – На закон и на вас, у меня своя методика работы с молодёжью.
Кушанашвилли понял, что из двух зол нужно выбрать меньшую. Кивнув своим, бизнесмен первым вынул из‑за пояса ствол, который Нуриев так и не заметил.
Альберт кивнул на землю – Аккуратненько кладём пугачи на асфальт и падаем мордами в пол. Руки за спину и не единого лишнего движения! – один «парабеллум» и два «ТТ» легли в ровненькую линию, Берт отшвырнул ногой пистолеты в сторону – Пошёл следующий противоборствующий клан! – подполковник шагнул к застывшему Сухраю – А‑а, вот ты какой, северный олень, Сухрай Мамедов, ну, что молчишь, не ожидал?
Дагестанец зло прищурился, плотно сжав губы и кулаки. Кадий обдумывал, как ему поступить лучше – завалить мента, а потом попробовать скрыться, или скрыться сразу, без крови, ибо речи о капитуляции и быть не может. Сухрай решил бежать – медленно обернувшись на жену, сидящую в кабине «маза», он едва уловимо кивнул. Женщина неслышно повернула ручку, дверь кабины приоткрылась – дальше всё напоминало остросюжетные кадры из сводки «криминальный вестник с линии огня».
Мамедов грохнулся на колени и заголосил, подняв ладони к ночному небу – О‑о, командир! О‑о, горе мне, беременная жена у меня, Аллахом заклинаю, пощади, отпусти, начальник?
Альберт по инерции сделал шаг назад, ситуация координально изменилась, вся манипуляция, сотворённая Сухраем, была провокация – он знал это не понаслышке, жаль, понял это слишком поздно. В небо взмыла сигнальная ракета, взгляды присутствующих устремились вверх, Мамедов рванул в сторону контейнеров.
– Стоять! – крик Альберта разорвал тишину, перед подполковником возникла фигура женщины: чёрный хиджаб, полностью скрывающий лицо, длинный, идентичного цвета, балахон, а поверх него пояс шахидки.
В правой руке безумного создания граната, самая настоящая РГД, с выдернутым, но зафиксированным пальцем, кольцом – Забудь его! – голос её был чист и без акцента – Поговори лучше со мной, но вежливо!
Альберт тряхнул головой, понимая, что теряет контроль над ситуацией. Уходит Мамедов – это самая важная деталь, допустить этого нельзя! Нуриев сосредоточился на тротилловой обмотке вокруг пояса террористки – вспомнился отец, походы вместе с ним на операции, его нравоучения: два жёлтых провода, голубой, белый и красный. Нет, должно быть наоборот, два голубых, идущих к самой капсуле, слева белый, справа красный, а жёлтый посередине, пропущенный через таймер, подсоединённый к механизму.
– Чёрт, это «кукла», муляж, спецотводка для несведущих зелёных дураков, а вот «лимонка», да‑а! – силовик без слов пошёл на женщину.
– Не подходи, я взорву всё! – жена Сухрая крикнула это так громко, что эхо её прокатилось гулом по старым докам и растаяло в напряжённом, пахнущим кровью, воздухе.
– Валяй! – Альберт резко шагнул к ней, переложил «макаров» в левую руку, а правой, сжав её донельзя, ударил шахидку в лицо.
Жена Сухрая покачнулась, подполковник ударил ещё раз, в грудную клетку. Мамедова начала падать, граната выпала из ладони и покатилась по асфальту. Молниеносный третий удар пришёлся в область головы, ногой, а точнее носком кирзового армейского ботинка.
Больше Альберт ничего не слышал, рысью прыгнув к гранате, схватил боеприпас и прижал пальцем место выдернутого кольца. На всё про всё едва ли ушла секунда, оглянулся, в поле зрения попали свои ребята, которые укладывали на землю «чёрных» воротил.
– Эй?! – крикнул Нуриев – Один, ко мне, быстро!
От толпы отделился боец с «альфы» – Да, Берт, говори?
– Держи, вот так! – подполковник сунул бойцу гранату – Палец не убирай, слава богу, четыре секунды не прошло, значит не взорвётся, а я сейчас!
Камуфляж застыл, ни на йоту не дрогнув, лишь кивнул, Альберт рванул в лабиринт контейнеров за Мамедовым. Расстояние между ними стало стремительно сокращаться.
– Сухрай! – Нуриев видел только его спину и голову, куда предстояло попасть в яблочко – Мамедов, тебе не уйти, длина коридора шестьсот метров, ни слева ни справа лазеек нет, в конце трое моих ребят, сдавайся! – Альберт сделал предупредительный выстрел в воздух – Ну, иначе тебя снимут всё равно!
– Иди к чёрту, шайтан! – едва услышал ответ подполковник – Сдохни сам!
Берт прибавил скорости, но услышав выстрел, пригнулся. Рядом, буквально возле уха, пролетел «шмель», задев своим жгучим брюшком скулу.
Подполковник тряхнул головой, чувствуя, как по правой щеке потекла горячая струйка – С‑сука! Я‑ж с тобой в игры играть не намерен! – зло процедил сквозь зубы Альберт, чуть присев на правое, согнутое под девяносто градусов, колено, прицелился, вытянув обе руки, и выстрелил. Впереди, метрах в стах, мелькала спина кадия, но один ещё шаг, второй, и, спринтер дёрнулся и повалился на землю.
Нуриев выстрелил ещё два раза и выдохнул – Снял!
Быстрыми шагами Альберт Айдарович преодолел разделявшее их расстояние. Мамедов лежал на земле, лицом вниз, широко распластав руки, но не выпустив из правой ладони холодной рукоятки «ТТ». Тюбетейка слетела с бритой, отливающей синевой, головы, подполковник вытащил пистолет из рук дагестанца и отшвырнул в сторону. Ухватив Мамедова за шиворот, Альберт приподнял его и перевернул на спину. Наркобарон был ещё жив, хотя в области грудной клетки, на белой, обтягивающей футболке, уже расплывались три алых пятна.
– Два в лёгкое, одно в поджелудочную! – отметил про себя Нуриев – Почти минута‑две у него есть!
Сухрай открыл глаза, было тяжело, почти невозможно дышать, во рту пересохло, тело сковал неимоверный холод, который пробрался уже в кости, в жилы, в саму кровь. Он чувствовал, как коченеют его пальцы, кисти рук и немеет язык, но странно было одно – мысли, что это конец, не приходило.
– Что, я оказался лучшим стрелком, нежели ты? – Альберт присел перед кадием на корточки – Ну, Сухрай, скажи, не молчи, времени у тебя в обрез!
Дагестанец сглотнул тяжеленный удушливый ком – Кто? – голос его хрипел, вырываясь с гортани бренными отрывками некогда волевого, командирского приказа – Кто сдал меня, и если это не Иван, то кто этот пёс?
Нуриев усмехнулся – У тебя прострелено в двух местах лёгкое и желудок. Кровь, в течении минуты‑двух заполонит собой всё, ты умрёшь, догоняешь, а всё равно спрашиваешь меня, Ежов ли сдал тебя или другой? Кстати, там, в преисподней, ты сможешь спросить его об этом лично!
– Сары ит! Шушенда хайван саны ашап, етсын! Ходарсез! (Псина! Гиены чтоб глодали твои кости, мусор! Неверный!)
Сухрай выдохнул это на одном дыхании, зло, откровенно, на родном горском наречии, но он не знал, что Альберт, побывав в таких горячих точках, как Шали, владеет ещё четырьмя языками, а дагестанский и тем паче, знает почти, как родной.
Ухмыльнувшись, подполковник ответил – Сан али кельсан мендорак, ат ялман, ушь юзь кайта шрисен сан, жирьда. Уль! (Пока они до меня доберутся, ты, чурка, триста раз сгниёшь в земле. Умри)