Хамелеон

Подполковник тряхнул головой, чувствуя, как по правой щеке потекла горячая струйка – С‑сука! Я‑ж с тобой в игры играть не намерен! – зло процедил сквозь зубы Альберт, чуть присев на правое, согнутое под девяносто градусов, колено, прицелился, вытянув обе руки, и выстрелил. Впереди, метрах в стах, мелькала спина кадия, но один ещё шаг, второй, и, спринтер дёрнулся и повалился на землю.

Нуриев выстрелил ещё два раза и выдохнул – Снял!

Быстрыми шагами Альберт Айдарович преодолел разделявшее их расстояние. Мамедов лежал на земле, лицом вниз, широко распластав руки, но не выпустив из правой ладони холодной рукоятки «ТТ». Тюбетейка слетела с бритой, отливающей синевой, головы, подполковник вытащил пистолет из рук дагестанца и отшвырнул в сторону. Ухватив Мамедова за шиворот, Альберт приподнял его и перевернул на спину. Наркобарон был ещё жив, хотя в области грудной клетки, на белой, обтягивающей футболке, уже расплывались три алых пятна.

– Два в лёгкое, одно в поджелудочную! – отметил про себя Нуриев – Почти минута‑две у него есть!

Сухрай открыл глаза, было тяжело, почти невозможно дышать, во рту пересохло, тело сковал неимоверный холод, который пробрался уже в кости, в жилы, в саму кровь. Он чувствовал, как коченеют его пальцы, кисти рук и немеет язык, но странно было одно – мысли, что это конец, не приходило.

– Что, я оказался лучшим стрелком, нежели ты? – Альберт присел перед кадием на корточки – Ну, Сухрай, скажи, не молчи, времени у тебя в обрез!

Дагестанец сглотнул тяжеленный удушливый ком – Кто? – голос его хрипел, вырываясь с гортани бренными отрывками некогда волевого, командирского приказа – Кто сдал меня, и если это не Иван, то кто этот пёс?

Нуриев усмехнулся – У тебя прострелено в двух местах лёгкое и желудок. Кровь, в течении минуты‑двух заполонит собой всё, ты умрёшь, догоняешь, а всё равно спрашиваешь меня, Ежов ли сдал тебя или другой? Кстати, там, в преисподней, ты сможешь спросить его об этом лично!

– Сары ит! Шушенда хайван саны ашап, етсын! Ходарсез! (Псина! Гиены чтоб глодали твои кости, мусор! Неверный!)

Сухрай выдохнул это на одном дыхании, зло, откровенно, на родном горском наречии, но он не знал, что Альберт, побывав в таких горячих точках, как Шали, владеет ещё четырьмя языками, а дагестанский и тем паче, знает почти, как родной.

Ухмыльнувшись, подполковник ответил – Сан али кельсан мендорак, ат ялман, ушь юзь кайта шрисен сан, жирьда. Уль! (Пока они до меня доберутся, ты, чурка, триста раз сгниёшь в земле. Умри)

Мамедов вздрогнул, услышав родной язык, так чисто высказанный ему пожеланием, без акцента, без злости, безо всего, просто произнесённый, с чувством и от души.

Нуриев поднялся с корточек, улыбнулся, и наступил подошевой ботинка чеченцу на грудь, придавил, с наслаждением слушая, как из горла кадия вырываются хрипы – Уль! (Умри!) – Альберт давил на массу, причиняя жертве неимоверную, адскую боль – Уль! (Умри!)

Сухрай умирать не хотел, боролся, вспоминал про себя обрывки молитв, сур, аятов, но впомнить не мог. В голову лезли проклятья и обида, за самый свой ценный и коронный проигрыш, за жизнь.

Сделав над собой последнее усилие, Мамедов чуть приподнял голову, сверля силовика лютым звериным взглядом, сплюнул и процедил, сквозь стучащие от злости зубы – Сан али курмайсин, болларында. Жаннатка тушмайсы хатынын янап аля да ульмаз. Шуна быль! Сани азарлыем, сани и бетен санен хардашлярен! (Ты никогда не увидишь своих детей! Твоя жена сгорит в аду, так и не умерев! Помни об этом! Знай, я проклинаю тебя! Тебя и весь твой род!)

Нуриев рассмеялся, смех его прозвучал раскатом грома в зловещей беспечной тишине – Куанма, мен илянмаган. Аллах жазалайди, кеиь яна! Хазур уль! (Не обольщайся, я не женат. Аллах рассудит, кому, где и как сгореть, а сейчас умри!)

Подполковник, вложив в приподнятую правую ногу всю силу и ненависть против «чёрных», которая жила в нём будто панацея, со всего размаху опустил её на сердце Сухрая. Мамедов ахнул и застыл, в приоткрытых безжизненных глазах его стеклом застыла ненависть и боль.

Альберт сплюнул дагестанцу на лицо – Аллах акбар, сары ит! (Аллах велик, пёс!)

Ухватив Сухрая за щиколотку, Нуриев потащил его обратно, к месту сделки. Тело кадия было тяжёлым, но эта несущественная деталь вовсе не смущала Альберта Айдаровича, он вёз бандита по земле, как истинный, добытый трофей. Для, видавщего виды, силовика, презренный чеченец был очередным грузом двести, который встал временно на пути, но был вовремя ликвидирован. Двенадцать участников ночной стрелки лежали на земле, лицами вниз. Руки у задержанных были сцеплены за спинами наручниками.

Прям чёртова дюжина! – усмехнулся Альберт, брезгливо оттолкнув от себя тело Мамедова – Ну, есть ещё желающие поговорить подобным образом? – одиннадцать человек приподняли головы, двое даже не шелохнулись, Нуриев подошёл к молчавшим и пнул одного из них ботинком – Ты чо, глухой или особенный?

Кушанашвилли сдавленно произнёс, ибо лежал рядом с дагестанцем – Он мёртвый, он и тот, что лежит рядом с ним!

Альберт Айдарович наклонился к Резвану – А ты суфлёр их или тоже хочешь присоедениться к троице?

Грузин испуганно замотал головой – Нет! Нет, нет, нет, я просто пояснил причину их молчания.

– А‑а?! – Нуриев саркастично похлопал Кушанашвилли по щеке – Жить хочешь, умирать рано, да, Резван?

– Да! – задержанный дрожал, едва попадая зубом на зуб – Я хочу жить, начальник, у меня семья!

Боковым зрением подполковник узрел со стороны лежащей на земле женщины шевеление, а после кто‑то чихнул, зловещую тишину разорвал звук выстрела. Резван почувствовал, как по ляжкам потекла горячая, обильная струя. Альберт, в свою очередь, иронично, в присущей ему форме, сдул с кончика табельного пистолета едва заметную дымку, слицезрев, что на лбу одного из мордоворотов грузина навсегда запечатлелась маленькая, восьмимиллимитровая точка.

– Итого! – вздохнул силовик – Четвёртый жмур, так?

Подошёл Миха и аккуратно шепнул на ухо – Берт, ты чего, он не вооружён?!

Нуриев пожал плечами – Какая разница? Меньше бумажной волокиты, нехрен дёргаться, мои нервы на пределе, а это значит только одно, никаких лишних движений, ясно? – неподалёку, скорее всего за спинами собравшихся, глухо ухнуло, сработала сигнализация на машинах, Альберт тряхнул головой – Ну что ещё, твою мать, а?!

Михаил кивнул головой в сторону въезда – Да Потёмкин гранату твою выпустил на свободу, подальше от греха!

– А‑а?! – силовик кивнул – Давно пора было, но да ладно, отвлеклись мы – и повернувшись к задержанным, продолжил – Всем ясно, что я с вами, с собаками, церемониться не собираюсь? – гробовая тишина резала слух, никто попадать под раздачу не желал – Не слышу! – силовик передёрнул затвор – Свинцовые шарики у меня для вас ещё есть, ну?!

Ночную тишину разорвал душераздирающий крик женщины – А‑а, Сухрай, дорогой, вставай!

Жена Мамедова вскочила с земли и бросилась к телу кадия, бойцы «альфы» навели на женщину концы стволов.

Альберт поднял руку – Очухалась, тварь? Пусть, ребята, пусть посмотрит на то, что осталось от дорогого мужа, я иногда бываю снисходителен к последним пожеланиям слабого пола.