Хамелеон

Кроссовер двинулся обратно, Орлов, как только увидел в руках приказ министра, в очередной раз подивился прыти подчинённого – Как тебе это удалось, Альберт Айдарович, что ты ему сказал?

Подполковник усмехнулся – Много будешь знать, скоро состаришься, пусть лучше тащат ко мне в кабинет Мамедову, хочу начать допрос именно с неё!

Герман Петрович пожал плечами – С неё, так с неё! – тяжёлый вздох сопроводил предложение, рука Орлова потянулась к телефону – Поднять задержанную чеченку в мой кабинет!

Альберт категорично замахал руками – Лучше в мой, твой, честно, марать не хочется.

Герман Петрович перефразировал приказ – В кабинет Нуриева поднимите, я буду там.

Бросив взгляд на Альберта, полковник сосредоточился на его холодных, отчуждённых глазах, в которых плавала уже жажда крови, что допрос намечается жарким, и так было понятно только по одному Бертовскому оскалу.

Конвоир завёл Розу в кабинет, Мамедову было не узнать, даже нет, в сплошном багрово‑забинтованном синяке крайне трудно было узнать женщину.

Нуриев наклонился к уху Орлова – Только очень прошу тебя, не лезь! Соколов в курсе, всю ответственность беру на себя.

Через четыре часа, с длительными перекурами между, это был уже не синяк, а груда переломанного человеческого мяса, которая не могла ни писать, ни читать – жена кадия рухнула со стула мешком и больше не двигалась.

Альберт беспечно приложил к окровавленной шее задержанной два пальца, пульс едва прощупывался, но был – Герман, оформляй пару конвоиров и в Склиф её, пусть теперь ремонтируют, главное и всё существенное она нам рассказала и следующего тащи ко мне, водителя хачика! – подмигнул Альберт, смывая в раковине окровавленные сбитые руки – А Кушанашвилли напоследок оставим, его и прессовать‑то не надо, сотрудничать со следствием он начал с первых минут!

Что ответил начальник госнаркоконтроля, Нуриев уже не услышал, ибо мысли силовика вольнодумно разгуливали по телу Марии. Предварительне допросы закончились далеко за полночь, Альберт засобирался домой.

Спустившись вниз, подполковник заглянул в камеру к Кушанашвилли – Ну что, устроился, горец? – взгляд Нуриева смеялся – Не обижали тебя мои архаровцы?

Резван полулежал на деревянном топчане, но при виде Альберта, в забрызганной кровью рубашке, вскочил, глаза его беспокойно забегали, мышцы напряглись – Сойдёт, начальник, меня никто не трогал! – скользнув взглядом по закатанным рукавам силовика, Кушанашвилли прищурился – А ты что это, Альберт Айдарович в таком негожем виде, никак разгулялся по задержанным?

Подполковник взглянул на испорченную рубашку – Да, абрек, издержки профессии, но тряпки ерунда, я новость тебе замечательную принёс!

Грузин выпучил от удивления глаза – Ты меня отпускаешь?

– Лучше! – прищурился Альберт – Сегодня ночью устрою тебе свиданку с Нарретдином!

– Ты устроишь мне встречу с таджиком, правда?

– А почему бы и нет? – Нуриев посмотрел на часы – Второй час ночи, свидетелей нет, этого балбеса должны были отвезти сегодня в изолятор временного содержания, но там мест нет и слава богу, ты свою часть договора выполнил, я тоже обещаний на ветер не бросаю, так что пару часов тебе хватит, я думаю. Делай дело, да сиди смело, дежурного я предупрежу, не переусердствуй только, доходяга этот и так на ладан дышит, перестарались чего‑то мы с ним.

– Ага! – глаза Резвана горели адским огнём отмщения, он жаждал, он предвкушал, он изнемогал от ненависти, душившей его, он хотел крови взамен терпения – Я всё понял, начальник, я тебя не подведу.

– Бывай тогда! – усмехнулся Альберт – И да, постарайся без криков только!

Резван Абрамович не верил своим ушам: – Неужели сейчас, в двадцать первом веке, веке нанотехнологий и преобразований, веке, где практически всё чинится по закону, ему, арестованному по серьёзной статье уголовного кодекса, сам же силовик, подполковник, мать его, одаривает такой неслыханной щедростью, возможностью отомстить? Отомстить и наказать, оставаясь безнаказанным, или это очередной мусорской обман?

Через десять минут, когда входная железная дверь отворилась и в камеру втолкнули Авеля, он понял, что жестокий ублюдок, что упёк его сюда, всё таки слово держит и предстоящий двухчасовой спектакль вовсе не розыгрыш!

Резван удовлетворённо цокнул языком, плотоядно облизав губы – Ну ночи доброй, подельник, заходи, гостем будешь…

Ночная Москва жила своей полуночной гламурной жизнью, но даже сейчас, стоя на светофоре, и выжидая когда загорится зелёный, Альберт нервничал и ёрзал на сиденье. До Рублёвки оставалось всего ничего, но сердце уже отстукивало бешенные удары, да такие, что стало трудно дышать.

– Что это? – удивился себе силовик – Переработался так или нервы шалят перед встречей с ней? Чушь! – обрубил Нуриев крамольную мысль – Девка самая обычная шлюха, ну, красивая, эффектная, да, но не более! Но жажда, жажда её не даёт покоя, жажда тела её, губ, рук и пальчиков, коими так изящно удерживала она его достоинство. Ч‑чёрт, и когда даже допрашивал он Мамедову, уродуя женское тело, то и тогда, он думал о ней. Стискивал зубы, нанося удар за ударом, прикрывал веки, растягивая неимоверное удовольствие, но перед глазами стояла она, Мария, обнажённая и протягивающая к нему руки. Интересно, а что делает сейчас она, спит или ждёт его и своей участи, которую разрешить может только он?!

Не выдержав, Альберт позвонил Имагину – Ты сменил Андрея?

– Да! – монотонно выдохнул опер – Желаешь узнать чем занята дама?

– И чем? – ухмыльнулся Берт – Надеюсь будить её не придётся?

– Не придётся! – согласился Валерий – В ванной комнате она, плещется второй час уже, а ты сам‑то когда заявишься?

– Через десять минут выходи к воротам, на сегодня ты свободен, спасибо!

Подъехав к дому, Альберт заметил, что Имагин нетерпеливо уже переминается с ноги на ногу, Нуриев ухмыльнулся – Что, устал шибко, аж хвостом бьёшь?

Но кого‑кого, а тёртого Имагина было не смутить – Устать не устал, Альберт Айдарович, а от безделья маялся. Я домой, начальник, завтра на работе увидимся, гостья твоя в порядке, никуда не звонила, даже не пыталась, сготовила вполне сносный ужин, почитала книгу, всё кажется.

– Перекрестись, да езжай, с богом! – подполковник въехал под навес и выключил двигатель, неторопливо вылез из автомобиля.

– А зачем креститься‑то? – во взгляде опера скользнуло изумление – Я во грехе не увяз!

Нуриев лукаво прищурился – Ой ли? И даже когда плотные упаковочки бабок со сделки в кофейне укладывал в сумочку или ты это кэшбэком от господа нашего считаешь?

– Ну?! – невозмутимо пожал плечами Имагин – Это совсем другое дело, начальник, это существенная добавка к моей будущей пенсии, по твоей милости, и бог тут совсем не при чём!

Нуриев, стараясь сдержаться от колкого высказывания, только в изнеможении прикрыл устало веки – Знаешь, Валер, порой поражаюсь, как тебя в ГНК‑то взяли, ты же деревянный, ей богу, ты ни приколов ни подколов никаких не понимаешь, на утренники не ходишь, водку не пьёшь, какой же ты опер, дьявол тебя подери?!