Хранительница историй

Видимо, у Дженис в голове и впрямь одни глупости. Ну и что ответить? «Один мой знакомый фокстерьер выражается точно так же, как вы, – в моем воображении, конечно. Да и брови у вас похожи».

– Не берите в голову. Просто вспомнила про собаку вашего сына.

Тут старуха кладет руки на стол и опускает на них голову. А потом начинает издавать громкие хриплые звуки. Дженис в замешательстве. Может, у хозяйки приступ астмы? Нужно срочно принести ей лекарство. Но вдруг Дженис понимает, что та смеется – громко, резко, отрывисто. Наконец старуха вытирает слезы и произносит:

– Значит, Тиберий назвал собаку Децием? Его отец оценил бы. – В качестве объяснения хозяйка добавляет: – Мой муж очень интересовался историей Древнего Рима.

Тиберий?! Но нет, об этом лучше не задумываться. Дженис не желает погружаться в истории злодеев. Не хочет представлять маленького мальчика Тиберия. С таким жутким имечком в школе ему наверняка житья не давали! И гадать, почему мальчик вырос и дал своей собаке кличку в честь римского императора, Дженис не станет. Что это – насмешка над отцом? Или просто шутливое напоминание о нем? Вдруг Дженис задается вопросом, как мистер НетТолькоНеСейчас собирается назвать «новую совместную инициативу»: дать ей имя Тиберий или свою фамилию – фамилию отца?

Дженис встает. Нет, эта информация ей совсем ни к чему.

– Мне пора, – произносит она и тянется за сумкой.

Однако мать Тиберия еще не закончила:

– Один последний вопрос. Про необитаемый остров. – Заметив выражение лица Дженис – примерно такое же должно быть у мыши, угодившей в мышеловку, – старуха торопливо продолжает: – Если бы вы могли взять с собой на необитаемый остров всего одну книгу, какой роман вы бы выбрали?

– «Ярмарку тщеславия».

Дженис не собиралась отвечать, но слова сорвались с языка помимо ее воли.

Мать Тиберия как будто не ожидала такого ответа. Но затем она медленно кивает:

– Хороший выбор. Книга многослойная, одни истории вложены в другие. Прекрасный язык, превосходный юмор, восхитительное чувство абсурда, а какой ансамбль персонажей!

Дженис неприятно, что ее любимую книгу разбирают на части, и она бочком подбирается ближе к двери.

– И кто же вы – Бекки Шарп или Эмилия?

Дженис не отвечает. Боится, что не удержится и выпалит: «А что, разве не понятно?» Ей бы хотелось иметь больше общего с Бекки, но Дженис прекрасно знает: она глупенькая, витающая в облаках Эмилия.

Дженис уже одной ногой в коридоре, но от старухи так просто не убежишь. Шаркая, она направляется следом.

– У меня для вас есть замечательная история. Прямо‑таки идеальная. В ней есть все, что вам нужно. Главная героиня – женщина, вернее, девушка, очень похожая на Бекки Шарп. Пожалуй, так ее и назовем – Бекки. Это история про двух принцев и одну нищую. Первый принц настоящий, он повзрослел и стал королем, а второй на самом деле вовсе и не принц. Как видите, история не лишена интриги и загадочности.

Дженис переступает через фиолетовое кимоно и лавирует между чемоданами, стараясь не задеть чучело белки.

Но старуха не отстает.

– Итак, детство нашей героини Бекки прошло в одном из прекраснейших городов мира – в Париже. Ее мать шила дамские шляпки, а отец работал секретарем в юридической конторе. Бекки росла в дружной, любящей семье. Двое старших братьев, сильные и храбрые мальчики, всегда ее защищали, а повзрослев, стали военными.

Наконец Дженис выскочила за дверь и исключительно по привычке обернулась, чтобы вежливо попрощаться с матерью Тиберия.

– Но не забывайте, что речь идет о Бекки. А значит, все эти байки про дружную семью и храбрых братьев – ложь чистой воды.

И с этими словами старуха захлопывает дверь перед носом у Дженис.

 

Глава 9. В поисках героини

 

Сегодня четверг, и Дженис стоит перед ухоженным многоквартирным домом в стиле ар‑деко. Она пытается сосредоточиться на истории женщины, живущей на втором этаже, но в голове все крутится история Бекки. Если все рассказанное – ложь, что же было на самом деле? И с чего старуха взяла, будто Дженис нужна эта история?

Войдя в квартиру, она отработанным движением снимает туфли – раз‑два, носком одной ноги стягивает туфлю с другой – и ступает на мягкий ковер из чистой шерсти с двойным ворсом. Как же разительно этот коридор отличается от коридора свекрови миссис АгаАгаАга! Повсюду царит белизна, все сверкает чистотой. Кэрри‑Луиза окликает Дженис из маленькой кухоньки справа от двери.

– Дорогая, это вы? Дженис, сегодня мне придется попросить вас об очень большой услуге.

Речь Кэрри‑Луизы медленная, каждое слово растянуто до предела. Ее «придется» дрожит на середине – точь‑в‑точь как руки хозяйки. Теперь они ни в какую не желают лежать спокойно, даже у нее на коленях. Вот Кэрри‑Луиза выходит из кухни, ее движения точны и уверенны, даже представить трудно, что эту женщину не слушаются руки и голос. Когда Дженис думает о Кэрри‑Луизе, в голову сразу приходит выражение «аккуратная старушка». Эта женщина ни за что не наденет шляпу с заплесневелыми вишнями. Одежда облегает несколько отяжелевшую с годами фигуру, и все же былые воздушные очертания до сих пор не исчезли полностью. На фотографиях в серебряных рамках, с которых Дженис стирает пыль каждую неделю, Кэрри‑Луиза запечатлена во всей своей юной сногсшибательной красе. Дженис не знает, сколько ей лет, – должно быть, хорошо за восемьдесят. Ненамного моложе, чем… Но об этой особе Дженис вспоминать не желает.

А между тем Кэрри‑Луиза заливисто смеется и медленно, с аристократическим выговором произносит:

– Дорогая, великодушно прошу… меня простить… я сегодня ужасно неповоротливая. Ползаю, как старая черепаха. Вчера вечером… я так напилась… честное слово, с подобными привычками мне место под мостом… среди бродяг… – Кэрри‑Луиза кивает, потом бросает на Дженис многозначительный взгляд. – И кстати, сегодня у нас гостья – Мэвис.

Мэвис – самая давняя подруга Кэрри‑Луизы. Они встретились в свой первый день в школе‑пансионе, а десятилетия спустя поселились по соседству в пригороде Кембриджа. За такое долгое время они успели в деталях изучить все недостатки друг друга. Теперь им не побегать по полю для лакросса, обе вынуждены передвигаться медленно и степенно, и тем не менее реакция старушек осталась все такой же быстрой: слабые места друг друга они подмечают мгновенно. Например, сейчас Мэвис обожает хвастаться перед Кэрри‑Луизой своей подвижностью. Тут она подругу обскакала. «В мае слетаем на Мадейру, несколько дней погуляем по садам. То, что доктор прописал. Как жаль, что ты больше не можешь путешествовать! Мы так чудесно отдыхали вчетвером, когда был жив твой Эрнест! До сих пор смотрим на цветы и вспоминаем, какой вы были прекрасной парой». К счастью, чувство меры не позволяет Мэвис хвастаться крепким здоровьем своего мужа Джорджа. А впрочем, начни она хвалиться супругом, Кэрри‑Луиза рассмеялась бы подруге в лицо. Откровенно говоря, Дженис удивлена тем, что, парируя выпады Мэвис, Кэрри‑Луиза не прохаживается на его счет. Возможно, у этих пожилых дам есть границы, через которые переступать нельзя. Видимо, напоминать подруге, что она уже почти шестьдесят лет замужем за самым нудным мужчиной на свете, – одно из этих табу.