Игорь

– У тебя обморожение и пневмония. Будут ставить капельницы и приносить лекарства. Обещаешь всё пить?

– А ты не будешь злиться, если я буду пить? – зачем‑то спрашиваю я.

– Я буду только рад, если ты будешь лечиться и выздоравливать.

– Тогда хорошо. Только не злись, пожалуйста, – снова сознание подкидывает слова.

Игорь накрывает одеялом и идёт мыть руки. Потом поит меня чаем, который принёс медбрат. Напиток несильно горячий, но мне кажется, что он обжигает всё внутри.

– Как она? – спрашивает Миша.

– Температура тридцать девять. Жаропонижающее надо дать. Ну и остальное, что я выписал. Попроси нянечку судно вынести. Я сегодня буду спать здесь, на второй кровати. Если буду нужен, зови.

– Хорошо. Сейчас всё сделаю, – Миша снова уходит. Меня почему‑то пугает столько мужчин в одном месте, но вот входит пожилая женщина, и я расслабленно выдыхаю.

– Может быть, ты что‑то ещё помнишь? Как упала? Как оказалась в лесу?

Я напрягла память – и ничего, только этот сон, где я бегу по лесу от кого‑то.

– Мне снился сон. Я бегу по лесу, а потом падаю на землю.

– Ты кого‑нибудь видела во сне? Можешь рассказать. Может знаешь, что за лес был? – не унимался Игорь, расспрашивая меня.

– Там были сосны. Больше ничего не видела.

– Хорошо. Сейчас выпьешь лекарство и отдохни. Я скоро приду, – мужчина касается рукой моих волос и осторожно гладит по голове. Приятно. В чëм бы я не провинилась, меня простили. Даже на кровати разрешают спать. Точно простили.

Игорь

Захожу в ординаторскую, плюхаюсь на диван и набираю номер друга.

– Что, Игорь, новость о девушке? – без предисловий спрашивает Денис.

– Да. Она очнулась. Только свидетель из неё вряд ли получится. Она потеряла память. Имя своё вспомнить не может. Говорит, что видела сон, где бежит по сосновому лесу. И временами на какие‑то слова или действия у неё непроизвольные реакции. Например на боль. Она спросила меня. За что я снова сделал ей больно? В чем она провинилась передо мной? Ты же знаешь, что мы не знакомы. Просто она не помнит, но что‑то вызывает непроизвольные ассоциации, – поведал я.

– Плохо. А когда‑то она вспомнит? И вообще, что за тупая игра в ассоциации.

– Не тупая, Деня. Так иногда бывает при черепно‑мозговой травме. Есть случаи, когда люди помнят детство, но напрочь забывают то, что с ними происходило в течение года. Мозг таким образом защитил себя от негатива. Когда вспомнит, не скажу. Возможно, завтра или вообще никогда. Будут новости – сообщу. До связи.

Друг попрощался и отключился. Я задумался над ситуацией. То, что девушка не помнит, кто она – плохо. Документы не восстановить. Родню не отыскать. Держать в больнице её всё время не будут. Подлечат и она должна куда‑то уйти. Куда? На улицу бомжевать?

Надеюсь, Денис сделает всё, чтобы найти её родных или друзей. Хотя если вспомнить то громкое дело, о первом речи не идёт. Там все детдомовцы были.

Перекусил тем, что принëс с собой, а потом пошёл к неизвестной. По палатам разнесли ужин, и сейчас нянечка заканчивала кормить её.

– Жалко бедняжку. Я бы хотела присматривать за ней. У меня последний рабочий день в четверг. Вы позволите приходить и ухаживать за ней, пока я ещё работаю? – сказала Клавдия Давыдовна.

Женщине было уже шестьдесят пять. Выйдя на пенсию, она десять лет проработала санитаркой в нашем отделении. Вчера баба Клава написала заявление на увольнение. Ещё немного – и эта прекрасная женщина уйдёт на отдых.

– Вы хотите в свой выходной тоже приходить? – спросил я удивленно.

– Да, пока могу присмотрю за ней. Ей же вставать пока нельзя. В пятницу у меня поезд, еду навестить сына в другой город, – заявила старушка.

– Приходите, если хочется. Слава богу, у неё не серьезная степень обморожения. Скоро и сама ходить будет.

Бабушка напоила пациентку чаем и ушла. Я присел на вторую кровать. Палата была платной, для ВИП клиентов, но это в девяностые тут могли лежать богатые пациенты, теперь они все в частных клиниках лечатся. Хотя находятся люди из среднего класса, которые лечат родных за деньги. В отделении было лишь три платных койки. В одноместной палате и в двухместной. Мне повезло, что обе свободны. Прилягу на вторую койку, чтобы отдохнуть ночью. Заодно прослежу за состоянием больной.

– Как ты себя чувствуешь? Болит? – спросил я.

– Не болит. Когда я смогу ходить?

– Завтра на перевязке скажу, – я улыбнулся.

– Спать хочется, – зевнула девушка.

– Тогда спи, а я пойду обход сделаю.

Больная прикрыла глаза. Я поменял бутылки в капельнице и вышел. В понедельник получу взбучку от заведующего. Вот любит Деня всех пострадавших ко мне тягать. За столько лет кого тут только не было – с огнестрелом, с ножевыми. Теперь вот «подснежник». Но девушку реально жалко. Завтра она себя не узнает, лицо и тело начало опухать. Теперь как минимум три недели понадобится, чтобы кожа снова пришла в норму.

 

Глава 3

 

Игорь

На работе я много не сплю. Ложусь подремать часов в двенадцать, а в пять утра уже на ногах. И это ещё при хорошем дежурстве. Сегодня ночью никого не привозили, мне повезло. Я тихо встал с кровати, подошёл к девушке. Она лежала с открытыми глазами. Вцепилась в мою руку и тихо сказала:

– Не уходи.

– Мне нужно работать, но я ещё приду. Сам тебе перевязку сделаю.

Она вдруг сжала мою руку сильнее.

– Не уходи! Не уходи, пожалуйста! Я боюсь одна! Не уходи! – закричала девушка.

Я понял, что у неё по какой‑то причине началась истерика. Погладил по голове. Ласково сказал, что обязательно вернусь. Она продолжала кричать. Тогда я присел перед ней на корточки и сказал тихо, но гневно, как обычно разговариваю с сабом во время сессии.

– Прекратить истерику немедленно.

К удивлению, девушка подняла мою руку, начала целовать пальцы.

– Хорошо. Я не буду. Не злись, пожалуйста. Мне страшно, когда ты злишься. Не уходи, я не могу тут одна. Как меня зовут, скажи? Как меня зовут? Ты же говорил.

Я понял: тот, кто её держал как рабыню, придумал ей имя. Только вот я не могу знать его. Возможно, это была кличка, как у собаки.