Ирисы Негева
Диктор говорил о встрече премьер‑министра с представителями совета поселений Иудеи и Самарии. Обсуждались вопросы безопасности и распространения суверенитета на территории, заселенные израильтянами.
– Доброе утро, – сказал я.
– Привет, – Полина оторвалась от экрана и посмотрела на меня. – Выспался?
– Да. А ты?
– Ну‑у, так.
Через полуприкрытые жалюзи пробивался яркий солнечный свет. В его лучах плавали маленькие пылинки.
– Слышал о теракте на площади? Только что передавали.
– Нет, – соврал я.
– Какой‑то придурок накинулся на людей с ножом.
– Есть пострадавшие?
– Нет, только раненые.
Я обрадовался. Значит, музыкант жив!
Полина взяла с дивана пульт и немного убавила громкость.
– Даже не верится, что это происходит прямо у нас под носом, – она подобрала ноги и набросила на них плед. – И неизвестно, когда это произойдет в следующий раз.
Несколько секунд я молча наблюдал за экраном, на котором мелькали кадры с площади, и надеялся, что оператор не выхватил из толпы мое лицо.
Камера задержалась на следователе в тот момент, когда он давал интервью СМИ. Затем переметнулась на машины скорой. На этом сюжет закончился. Диктор перешел к следующей новости – строительству современной больницы в Верхней Галилее.
– Ладно, я в душ.
– Яичницу пожарить?
– Нет, спасибо. Сам что‑нибудь приготовлю.
Я зашел в ванную, закрыл за собой дверь.
С каких пор я начал врать Полине? Понятно, что не стоило заставлять ее волноваться, но ведь со мной ничего не случилось. Так почему бы не рассказать все как есть?
* * *
Мальчишка на пассажирском сиденье заерзал и начал капризничать. Я посмотрел в зеркало заднего вида и увидел, как смешно он хмурит веснушчатый лоб.
– Когда мы уже приедем?
Худощавый мужчина в поношенном сюртуке покачал головой и сказал:
– Потерпи, сынок. Ничего не поделаешь. Пробки.
– Но почему именно сейчас? Когда мы едем в зоопарк? Ни часом раньше или позже!? Ведь так мы никуда не успеем.
– Успеем. Если небесам будет угодно.
До светофора оставалось еще несколько километров, но в голосе отца звучало столько уверенности, что я невольно прикусил губу, чтобы не возразить. В полосе для такси укладывали новый асфальт, и нам пришлось ехать в общем потоке, который едва двигался.
Мальчишка подпер кулаком щеку.
– Но почему бы Богу не захотеть, чтобы пробок не было вообще?
– Видимо потому, что тебе лучше приехать попозже.
– Но ведь все остальные уже там!
– Остальные – это не ты.
Мальчишка поправил сползающую на затылок кипу.
– Лучше бы я поехал с мамой…
По лицу мужчины пробежала тень.
– Ладно, – сказал мальчишка. – Извини. Просто почему со мной вечно что‑то случается?
– А почему с хорошими людьми случаются плохие вещи?
Мальчишка задумался.
– Не знаю.
– И никто не знает.
– Почему «никто не знает»?
– Потому что, если бы мы знали причину – нас бы все устраивало. А Он, видимо, ждет от нас другого.
– Чего?
– Чтобы мы не переставали задавать вопросы.
* * *
Они вышли у зоопарка. Я смотрел им вслед, и пытался вспомнить, какие истории рассказывал мой отец.
Их было не так уж и много. Он ушел, когда мне исполнилось семь. С тех пор я виделся с ним всего несколько раз. Один из них – когда мама продавала квартиру. Тогда ему пришлось приехать, подписать какие‑то документы. Мы встретились возле нашего подъезда, и он спросил:
– Уезжаешь?
– Угу.
– Что‑то получше Израиля придумать не мог?
– Получше? – переспросил я.
Он как‑то странно посмотрел на меня и больше ничего не сказал. На этом наша короткая встреча закончилась.
* * *
– На этот раз все кончено, – девушка держала телефон у уха и смотрела в окно. На ее запястье поблескивала золотая цепочка. – Говорю тебе. Это был последний раз.
Она подсела возле зоопарка. Сказала, что ей нужно как можно быстрее попасть на автобусную станцию.
На вид ей было лет двадцать пять. Она выглядела немного подавленной и отстраненной. Ни на что вокруг не обращала внимания. Говорила сбивчиво и невпопад.
Взглянув на нее, я поймал себя на мысли, что она кого‑то мне напоминает. Только кого – хоть убей, не помню.
На светофоре я снова посмотрел на нее в зеркало заднего вида и вдруг осознал, что мне сложно отвести взгляд.
