Исполнитель

Кая сама в скором времени найдёт ответы, если не попытается вылиться из игры, которая началась ещё несколько десятилетий назад.

Я оставил в её новой комнате немного одежды – своей, потому что ей нужно было переодеться; аптечку, чтобы она лучше продезинфицировала раны, и немного еды, от которой она первоначально отказалась.

Но мы оба слышали, что за звуки издавал её желудок всю обратную дорогу до дома. Когда она в последний раз ела? Ей удавалось найти в себе силы для борьбы. Кая отлично держалась на ринге и продолжала не сдаваться, но больше не надеялась, что кто‑то ей поможет. Если вообще рассчитывала на помощь. Казалось, она привыкла разбираться со всем самостоятельно.

Я запер все двери и поставил сигнализацию, так как седьмое чувство подсказывало мне, что её послушание было неким планом для побега. Поэтому ещё собирался дать ей шанс поверить в удачливость. Но позже, чтобы она поняла, что ей никуда от меня не деться.

Пока Винченцо Нери жив, Кае придётся быть моей.

Только ненадолго – поэтому факт нашей женитьбы не сильно смутил меня.

Я даже и слова не проронил после того, как отец озвучил свой план. Это на секунду выбило меня из колеи, но не более. Никто не получает и капли моей ярости, пока не приходит подходящее время.

И сейчас я собирался доказать это, войдя в гараж, предназначенный для моей машины, включив свет, пройдя чуть дальше и остановившись у входа в подвал. Я постучал по полу носом туфли, давая понять, что совсем скоро присоединюсь к человеку внутри и что он может начинать молить о быстрой смерти, которую, к моему великому сожалению, мне придётся ему подарить.

Руки чесались от желания поскорее приступить к делу.

Я подошел к столу недалеко от входа и схватил горелку. После чего, протянув руку, нажал на кнопку и включил свет под собой. Послышались крики.

Странно, что ублюдок не начал вопить, когда я заявил о своем присутствии, а сделал это только сейчас. Он что… заснул? Адреналин вперемешку со страхом должны были не позволить ему сомкнуть глаз.

В таком случае надеюсь, у него получилось восстановить силы и душа покинет его тело не раньше, чем я вдоволь наслажусь увиденным.

Я открыл крышку подвала и начал спускаться по лестнице.

Когда мне приходилось разбираться с нашими солдатами, которые возомнили, что предав Ндрангету, у них получится выйти сухими из воды, а точнее – живыми из синдиката, я часто удивлялся, почему такие трусливые люди до сих пор работают на нас.

Каждый, с кем я уже успел расправиться, умолял отпустить его, кричал и вёл себя как слабак.

И потому сейчас меня поражал тот факт, что девушка, находящаяся в моём доме, ни разу не попыталась сделать этого. Почему? Она не до конца понимала, в чьи руки попала?

Или жизнь настолько истерзала её, что страх смерти вовсе пропал из спектра ощутимых ею чувств?

Искусственный белый свет ослепил меня, когда я оказался в подвале, но глаза быстро привыкли. Стекло, занимающее большую часть стены, и дверь разделяли помещение на две части – там, где был я, и там, где находился мой «друг».

Я надел чёрные кожаные перчатки, которые уже стали неотъемлемой частью моей рабочей формы, и взял клетку с голодными хвостатыми друзьями внутри неё. Ещё вчера я хотел использовать их только после пыток, но сейчас же решил, что эти ребята сделают за меня всю работу, а я просто прослежу за тем, чтобы они хорошо с ней справились.

Я открыл дверь и вошел во вторую часть подвала, где ублюдок, которого я оставил связанным больше, чем на двенадцать часов, ни на сантиметр не изменил своего положения.

Разумеется, у него бы и не вышло. Но стоило хотя бы попытаться.

Затем, поставив клетку с крысами на живот предателя, заметил, как его глаза округлились от ужаса.

Он даже не подозревал, что я собирался с ним сделать.

Стоило дать ему знать заранее?

– Так символично, что тебя убьют твои же собратья, – равнодушно произнёс я, кладя несколько кубиков угля на поверхность клетки.

Это расшевелило его.

– Не надо, Кристиан, – прошептал мужчина, до костей пропитанный страхом.

Он начал дёргаться, слегка покачивая клетку из стороны в сторону и мешая мне, поэтому я туже затянул верёвки, которыми он был привязан к столу. Намного туже. Так, что кровь перестала приливать к некоторым его конечностях, отчего они стремительно потемнели.

– С нами или против нас, – напомнил я, прежде чем зажечь горелку.

Клятва верности синдикату из кодекса чести, нарушение которого карается смертью.

Я протянул руку вниз и вытащил дно клетки, давая крысам устроиться на животе ублюдка.

Они были голодны и даже без горящих углей начали бы в скором времени прогрызать путь через его плоть, но мне хотелось, чтобы они делали это под страхом собственной смерти. Поэтому я поднёс горелку к кучке углей и начал разжигать их.

– Пожалуйста! Нет!

Крики мужчины заполнили всё пространство. Угли быстро нагрелись. Жар растормошил крыс, и их маленькие острые зубы принялись впиваться в человеческую плоть. Я же отошел к стене, чтобы наблюдать за происходящим.

Ублюдок кричал не переставая, а крысы, в свою очередь, не хотели умирать и пытались прогрызть себе путь через его живот всё быстрее, потому кровь уже ручьём стекала вниз и покрывала собой пол.

Они могли не делать этого, но страх заставил их найти выход.

Я смотрел на мужчину, который начал захлёбываться в собственной крови, но вместо его лица, как и всегда, видел отца.

То, что когда‑то он заставил нас с Себастьяном наблюдать, как издевается над человеком, которого мы любили, изменило нас обоих. Я поддался неконтролируемой агрессии, а мой старший брат стал хладнокровным убийцей, без капли проявленных при этом эмоций.

Мы перестали ладить или скорее не ладили никогда, а случившееся после поставило точку в наших отношениях, потому с тех пор или, опять же, скорее всегда Доминик был для меня большим братом, чем когда‑либо был Себастьян.

Ещё около четверти часа я наблюдал за бездыханным телом нашего бывшего солдата, после завернул его в несколько чёрных пакетов и вытащил во двор.

Ублюдок был тяжелым.

Я волочил его тело к своей машине, когда почувствовал, как мою щеку обдало жаром. Повернув голову, встретился взглядом с Каей, чьё лицо застыло в гримасе ужаса за окном второго этажа.

Теперь она начнёт бояться меня.

Только я не хотел этого. Мне просто было нужно, чтобы она придерживалась моих правил и вела себя тихо. Ничего более.