Истинная грусть

Гораздо более плодотворный эффект произвела сама вспышка от осознания, потому что осветила мои мысли о насилии – об этом сладком феномене, который пропитывает мысли, растворяет соком безумия столпы нашей морали. Мы начинаем путаться в рассуждениях, но нам приятно думать о насилии над человеком, который возмущает и раздражает наш стекающий по стенкам сознания взгляд на вещи. Реальная угроза заставляет тебя защищаться, искать оптимальные пути спасения, не позволяя надумать насилия, но лёгкий флёр жестокости появляется только в мыслях спокойных, невозбуждённых, которые привыкли к одиночеству, – созревание этих ростков насилия только и возможно на почве спокойного саморазложения, когда они становятся единственной радостью души с присущим насилию уютом отчуждённости от внешнего мира, но от лёгкого диссонанса с этим миром насилие может вырваться наружу. Полезно подумать, что же является тем музыкальным инструментом, игра на котором привлекает дьявольский клинок Мурамасы, который известен тем, что если его не использовать в целях убийства всего живого, то он убьёт самого хозяина клинка, – таков выбор любого созревшего рыцаря насилия: либо уничтожить весь мир, либо уничтожить себя, отчего крайности души являются основным источником мышления для такого рыцаря; но этот меч не привлекают яростные звуки настоящей силы, ибо против силы насилие невозможно – не в этом мире. Нет, только слабые стоны жертвы привлекают рыцаря насилия, и как только он по воле судьбы видит слабое место в защите живого существа, то тут же нападает: как только увидит слабое место в душе, увидит в жертве – жертву.

Все эти мысли легко соединялись не из‑за моей тематической увлечённости вопросами насилия, а от истинной грусти, которую я чувствовал в душе Урсулы. Неожиданно она вспомнила про своё детство:

– Я помню, как мой отец напивался – грустное зрелище. Он был слабым человеком, как, наверное, и любой алкоголик. Знаешь, я думаю, женщины не понимают женщин точно так же, как и мужчины их не понимают. Вот я не понимаю, как моя мать могла любить его столько лет. Не то чтобы много, но он бил её, – я думала, что никогда не попаду в такую же ситуацию. Но Алан не был алкоголиком. Отец, кстати, звонил мне, когда узнал про эту историю. Впервые за восемь лет. Я так не хотела с ним говорить, что сказала, что прощаю его за всё. В детстве я тоже много думала про границу. И я обещаю – я когда‑нибудь выберусь туда. Хоть я и отказалась от…

(Пока Урсула говорила, я снова отвлёкся – моё внимание привлёк луч солнца, который пробился сквозь ветки сакуры и бросил свою выразительную тень на лицо Урсулы, подсветив её гладкий висок, на котором проявился небольшой кровяной сосудик, по‑новому осветивший для меня её облик. Сейчас она представилась мне настоящим воином, подобно тем, которые по кирпичику выстраивали наш остров, – я думаю, это были настоящие герои. Этот бугорок на её виске стал олицетворением такого героизма. Я представил, как она оказалась в густом тропическом лесу – про такие места я читал в книге Дездера. Вокруг были растения самого разного сорта, цветы привлекательных форм и огромные насекомые. Она недолго раздумывала над своим положением, потому что в принципе не любила долго думать. Её взгляд упал на еле различимую тропинку, по которой она помчалась вперёд, постепенно осознавая, что на неё надет боевой костюм, похожий на космический скафандр – только менее объёмный и более функциональный. На поясе у неё висел меч, а в небе она увидела пролетающую стаю огромных орлов, затмивших всё голубое пространство, на котором светило минимум тридцать семь светил, похожих на солнце. Но ей некогда было размышлять об этом – незнакомая энергия изнутри толкала её вперёд, и каждое движение доставляло невероятное наслаждение, взгляд постоянно падал на удивительные окружающие образы. Неожиданно перед ней возник обрыв, но внутренней энергией она чувствовала, что сможет перелететь на другой край, и со всей яростью прыгнула через пропасть. Оказавшись на другой стороне, она попала в бамбуковую рощу и продолжила свой бег в направлении шума водопада, рассекая своим клинком зелёные стебли, которые попадались на её пути. Выбежав из рощи, она оказалась перед скалой, внутри которой была расщелина, и она устремила свой бег сквозь скалистые проёмы, а шум водопада всё больше поглощал её слух – через несколько минут она уже видела яростные потоки воды, которые обрушивались перед её взором, а резкий порыв ветра в спину вытолкнул её сквозь плотную стену воды, и вместе со своим клинком она вылетела в бирюзовое море, в котором стоял целый флот кораблей, сделанных из камня – или из того, что похоже на камень. Упав недалеко от берега, Урсула быстро оказалась на песчаном берегу и впереди увидела совсем неравную битву небольшого отряда. Группа людей в таких же, как у Урсулы, костюмах и с такими же мечами отбивалась от постоянно нарастающей волны ящероподобных трёхглазых псов. На лбу каждого был красный знак – какой‑то символ. Урсула немедленно включилась в битву, открывая всё новые возможности своего меча.)

– Извини, я задумался над твоими словами про насилие. Можешь повторить?

– Я сказала, что обязательно выберусь за границу. О чём ты думал?

– О том, что если бы ты вышла за границу, то обязательно встретила бы трёхглазых псов, а сама была бы одета как воинствующая амазонка – только в скафандре.

– О‑о‑о нет. Кстати, мой отец любил такого рода фантазии. И, кстати, Алан тоже.

После поступка Алана я влюбился в Урсулу: для меня как будто открылись неведомые до сих пор шлюзы. Впоследствии, анализируя свою первую влюблённость, я понял, что именно этот диалог влюбил меня в неё. Столько тепла не может уместиться в сложном фетише или ярком самолюбии. Тепло любит простоту, незнание и наивность. Тепло не любит впечатлений, и лёгкий ветер любви, заставляющий поклоняться человеческому, чувствуется в мгновенье, когда меньше всего хочется менять себя и реальность вокруг – в моменты принятия. Или любовь проникает в душу и заставляет принять, или принятие позволяет любви войти – в любом случае это лёгкое чувство влюблённости присутствует с нами постоянно и отражается в окружающих объектах не яркими впечатлениями, но смыслом самих этих вещей. Такой диалог может перенести тебя в твою детскую комнату, где впервые в жизни ты не мог заснуть, потому что тобой завладела мысль об отличии женского тела от твоего собственного и о существовании большого количества разных типов женщин, в которых скрыто совершенно непонятное для тебя желание. И чтобы постичь этот непонятный феномен, ты, что удивительно, не начинаешь изучать его, а начинаешь думать о многообразии Вселенной и думаешь, как ты в этом мире можешь стать целым миром, познать его тайны. И наши желания не взрослеют вместе с нами, но всегда остаются в своей загадочной неопределённости, и потому в погоне за её мыслью я понимал, что область человеческого общения является гораздо более тёмным пространством, чем ночной лес, и ориентироваться нам помогает всего лишь опыт пребывания в этой среде, которая не имеет гравитации, а пространство в ней постоянно искажается, путая привычное восприятие уже изученного нами региона чужой души, и в поисках стабильных ориентиров мы сами становимся более стабильными и чуткими, замечая в чужих вопросах и суждениях их живое значение. Слёзы на лице Урсулы уже высохли, и оно приобрело увлечённое выражение. Впоследствии я задумался над своей фантазией относительно Урсулы. Если разложить всё по полочкам, то станет ясно, что фантазия об Урсуле‑амазонке максимально далека от Урсулы фактической, но при этом описывает её гораздо лучше. Как будто в этой фантазии можно узнать именно Урсулу, именно её тип личности. И наоборот, давайте попробуем так:

«Урсула – женщина. Рост – 1 метр и 70 сантиметров. Любит мандарины. Эта женщина имеет уравновешенный характер. Весьма образованна, успешно закончила обучение в университете».